* * *
Шестипалая пальма в окне в декабре
Не ухожена и волосата.
Волосатая Альма лежит на ковре
И хвостом выбивает стаккато.
А наружная жизнь, к полосе полосу
Засылает к нам – и по простенку
Опускаясь, они, словно тирамису,
Уплотняя воздушную пенку,
Оседают и в комнату, глубже, ползут,
Постепенно меняя местами:
То она в темноте, когда я на свету,
То она на свету, а я в яме.
Я её узнаю, эту зыбкую грань,
Где размолвка, сначала невинная,
Раскопав пограничную мелкую дрянь,
Делит целое на половины
И кладёт справедливость военной траншеей.
Боевые позиции сдав,
Я из ссоры к тебе потянусь всею шеей,
Как упавший в ловушку жираф,
И по шкуре трофейного тирамису,
Под тропической тенью растенья,
С тёмной в светлую, в тёмную вновь полосу
Попадая во время сближенья,
Там, где в узел все линии цвета вина
Собрала шерстяная розетка,
Там, куда целый день с белых простынь окна
Тычет пальцами пальмина ветка,
Нежно губы вбирая губами
И мешая телами друг другу,
Мы над тающими полосами
Огибаем собаку по кругу…
Шоколадное время густеет и тянется,
Нарезаются дольки собачьим хвостом,
В свете сумрачном медленно вянет
Розетка
на ковре
шерстяном.