Он сортирует по кругам пороки,
Бессмертные в душе его - гостями,
Но сам он смертен и, как все пророки,
Обуреваем болью и страстями:
В пророчески-ритмическом дурмане
То льстит князьям, то мстит по-хулигански,
Преобразуя диалект Тосканы
В могучий, но певучий итальянский.
С ним запросто беседует Вергилий.
Но нет защиты в мудрости сентенций
От демона угрюмой ностальгии,
Которая тоской сжимает сердце...
Флоренция! Да будь благословена
Твоя сияющая мостовая!
Где сталкивались с радостью мгновенной
Он молодой, она еще живая!
Тогда, казалось, громче пели птицы,
Чем те же птицы на камнях Равенны,
Теперь лишь желтоватые страницы
И памяти мерцающая пена...
Он все познал: изгнания и войны,
Любовь жены и встречи с Беатриче,
Но что лишь сожаления достойно,
А в чем звенит мелодия величья?
О Господи! Воздашь ли ты по вере
И разрешишь ли горькие сомненья,
Когда бесплотной тенью Алигьери
Смиренно припадет к твoим коленям?
И пусть тоска по венам, как отрава,-
Он пишет буквы в сумрачном стараньи...
Да, впереди бессмертие и слава,
Но, Беатриче, ждешь ли ты за гранью?