(Глядя на полотна Левитана)
Багровою мглой насыщается кисть,
Как время, текущее вечной рекою.
Художник, страшит ли тебя эта высь
Над вечным покоем? Над вечным покоем…
Художник, твоей иудейской душой
Славянская горькая воля владеет.
И храм православный высоко взошел
Над вечным покоем, в душе иудея.
И в тысячецветной палитре надежд
Теснятся наброски, эскизы , этюды,
Покуда еще не родился мятеж
Над вечным покоем поющего чуда.
Покуда сквозь холст не продернута нить
Судьбины, проросшей до солнца из мрака,
Нельзя лишь одним мастерством обратить
Завет Моисея в пейзаж Исаака.
Ведь холст – из того же рязанского льна,
Который идет на любую холстину:
Крестильной рубахою станет она
И саваном ляжет с тобой в домовину.
И разве картиной становится лен,
Когда он слезами веков загрунтован? –
Нет, в каторжный тракт обращается он.
И вечный покой не тебе уготован.
Как с Ветхим Заветом – Евангельский свет,
Как русская боль – с иудейской тоскою,
Так с музыкой перекликается цвет
Под кистью твоею над вечным покоем.
Так вот она – эта волшебная нить:
Два мира, казалось, издревле враждебных,
Единственной участью соединить
В созвездьях мольберта, как в звуках молебна.
И каждый из этих миров на разрыв
Испытан, и оба в тебе не пропали,
Оставшись туманом и золотом нив,
Ржаными стогами, льняными снопами…
И храм у обрыва, на самом краю,
Погиб – но остался святыней обоим
Народам, взлелеявшим душу твою
Над вечным покоем, над вечным покоем…