Хельга сидела на чертовой полке, маленькой мрачной полке, где по всяким усердным праздникам полагалось стоять иконе – прямо в красном углу. Но вместо того красовался там старый уродливый канделябр, да пара паучьих сеток. Оттуда, с полки, надо признать, открывался хороший вид, что уже сумел отметить всякий, кто отваживался вообразить себя на месте этой злобной твари. Она со скукой смотрела на меня, а я – на нее, делая вид, что изучаю старый подсвечник – и только. «Не за мной», - облегченно мелькнуло в голове. В иные дни в ее глазах будто что-то светится. Хельга беззвучно зевнула, облокотилась о стену и стыдливо прикрыла наготу кожистыми крыльями, будто кто мог разобрать где у нее что под этими мерзкими черными складками. Затем она тихо чихнула и принялась болтать ногами. - Мой братец, - тихо произнесла я, - уже опечатал свою душу новыми титановыми обручами. Целых двенадцать штук, слышишь? Ты не сможешь прокрасться и вырвать ее так просто. К тому же намедни он был у священника и получил очередное прощение. Ты ведь за ним пришла, Хельга? Хельга заткнула уши и гнусно шикнула. Ну конечно, священник! Она его знает, ей стало противно. - Священник-священник-священник!!! - Хельга грязно выругалась, показала зубы и перепрыгнула на подоконник: - Дура, открой окно, я выйду! - Так не заперто ведь. - Дура, Дрянь! Маленькая, черненькая, она забралась в свои лохматые тапки и взбила на затылке клок волос: - Скоро! (…Так и есть – обиделась! Особо сильно, если угрожает). - Лети с Богом, мыша! - кинула ей в след. Хельга жутко споткнулась при попытке расправить крылья и, зловонно ругаясь, скатилась в ночь…