The Great Pretender
(Стихи, не вошедшие в рубрики)
Он казался пришельцем, покинувшим тёмные лимбы Вселенной, абсолютно неведомой сущностью, дерзкой амбицией Данте. Если чувствовал острые вспышки вражды, нигилизма и лени, отвлекался игрой на волынке, считая подобием мантры все пласты заунывности с долгими хрипами траурных звуков. Может, так врачевался? Отнюдь - исключительно бренди и скотчем. Чтобы скрыть нелюдскую тоску и пытливых врагов убаюкать, надевал состояние феста и был безусловно находчив в том, что мы окрестили, смеясь, монологом с оттенками серы. Речь, конечно, о жёстком сарказме, калечащим меткие шутки, – о какой бы ни шло, не щадились ни клерки, ни пробсты, ни пэры. Впрочем, даже среди почитателей слыл не особенно чутким. Свой несносный характер не прятал в «карманах и складках камзола», а напротив, всегда выставлял напоказ, на всеобщие розги. Своенравный наглец, не прирученный зверь, исполняющий соло… Но никто не посмел бы назвать его юмор банальным и плоским. Я за ним наблюдала, порой удивляясь каким-то нюансам. Сложный пазл ну никак не хотел собираться по азбучной схеме: то пустые ячейки чернели бездонно, кромешно, опасно, то в предложенном поле они заполнялись не так и не теми. Как-то раз мне признался, что, странствуя южным предгорьем Перлиса, изучал ритуальный фольклор, танцевальные ритмы тембунга, жил подолгу в селении Гун-Амелам, где плантации риса, меловые холмы и бескрайние мили тропических джунглей. Самобытность туземцев, живая природа без глупых изысков, по его убеждению, выдались истинной чашечкой Петри - ядовитость ушла, а куда – неизвестно, не стало и близко. Небывалый сезон бесконечного лета - счастливый и щедрый. По всему выходило, нашёл колыбель родового уклада, потому инстинктивно стремился нырнуть в первобытную стаю. И хоть каждому ясно, что небо и ад - штормовая диада, только кто же из них настоящий в бинарном союзе - не знаю. Часть меня продолжала не верить тому, что недавно открылось, а другая бессильно сдалась - что любого сомнения горше. Да, бывает такое, когда двоеборство сложилось на милость аномальной гармонии, имя которой «великий притворщик».