Игорь Якорь
Да, я с ним хорошо знаком.
Он в компании нашей шумной
был острейшим из нас остряком
и противником в спорах умным.
И его за это любя,
мы прощали ему порою,
что горою он за себя,
а от всех нас как за горою.
И случалось всегда по-его:
мог достичь, помешать достигнуть.
Раз приём – то всегда болевой.
Если камень – то только кинуть.
Да, и в дружбе, и в деле, и в схватке
он хотел всегда одного:
отдавая себя без остатка,
не забыть себя самого.
Но вошла в его жизнь она.
Под разящей её красотой
он не видел второго дна.
Не заметил души пустой.
В теле этой дивной наяды
пела кровь всех земных пороков
( иногда капли дикого яда
вторят блеску целебных соков ).
Он и с ней оставался собой.
Близорук оказался охотник.
А оружие дало сбой.
Разум часто слабее плоти.
Для неё он – удобная трость –
был пока опреться можно.
Но всё тоньше острит – надо бросить –
и бросать как раз нынче модно!
И взяла она под сомнение
блеск талантов его и сил,
поскорей приняла предложение
одного из каких-то светил,
под покровом громкого имени
ловко спрятала похоть свою.
А его мы долго не видели
в развесёлом нашем краю.
В сизой дымке, за чаркой хмельною
мы нашли его наконец.
Это было нам всем виною,
а ему самому – вдвойне.
Ведь, когда никого нет рядом
или ты обо всех забыл,
есть ли смысл просить пощады
у карающей нас судьбы?
Все мечты он оставил в преданье.
На лице – грустно-пьяный оскал.
Только он и сейчас оправданья
ни себе, ни нам не искал.
Он твердил, что один одолеет
захлестнувший его поток,
что пока ещё парус белет,
у которого путь одинок;
Обещал: в окружающем вое
мы услышим его баритон…
Но сбивался на пьяно-блатное
с переходом в слюнявый сон.
Вот и всё. Продолжения нет.
Мой рассказ не избавлен от штампа.
Так бывает губительным свет
слишком яркой горячей рампы.
* * *