«Пусть я видом мерзкий ётун,
Пусть сородичами изгнан
Из родного Ётунхейма –
Я держу в руке Дубину;
Ей пишу на камне руны,
Деве красной посвящая:
Пиво пил я у Эгира,
Пировал с великим Бальдром;
С Локки – на ноге короткой;
Я сидел на Иггдрасиле
И плевал с ветвей высоких,
Да над Норнами смеялся.
А теперь живу в Похмелле,
Что с Похъёлой по-соседству.
Много лун я наблюдаю
За Тобой, краса Похъёлы!
Но пришло сказать мне время:
Стань же Ты скорей женою,
Марика, краса Похъёлы,
Ётуна из Ётунхейма,
Ахти что теперь зовётся!»
Говорил так Лемминкяйнен,
Новый, новый Лемминкяйнен…
Изгнанный из Ётунхейма
Говорил такие речи:
«Разве в силах подарить я
Солнцу красному Похъёлы
Это море: ведь пучина
Красоту Её поглотит?
Или снежные равнины,
Чтоб Она снежинкой вьюги
В белых Одина хоромах
Затерялась безвозвратно?
Но лишь Ей дарю я Скалы
Скалы грозного Имира,
Что достались мне от Предка,
Родиной скалистой ставши;
Чтобы та звезда Похъёлы
Ставши ётуна женою,
Не печалилась, коль мужа
С сединой она увидит…»
Говорил так Лемминкяйнен,
Старый, старый Лемминкяйнен,
Изгнанный из Ётунхейма,
Деве Северной Похъёлы.