Вином помянем мы давно усопших,
кто бег от банков, черного метро
в деревню, глушь далеко за Саратов,
кто горожан прогнившее нутро
познал рабов элит иллюминатов.
Деревня, свет подзвездный осиянный,
ведет нас тут в полуденные страны
иных небес в ярчайшие созвездья...
Под древним дубом восслагать иные песни -
как гор Башкирии звучит таинственный курай
и воспевает горный дикий рай
трав и цветов, и душный сосн подлесок,
башкирок стройных бронзовых навесок
чуть слышный звон...
И пажитей предгорных
у сел башкирских соловьины хоры,
небес шелков и облаков разгулье,
ночных сверчков томление в июле...
Свободы пир на скатертях травы
далеко сребролюбия Москвы
с вином и хлебом, с медом и друзьями
у ласточек снующих вечерами.
Туман поутру над рекою Белой,
и храп коней в струе речной и чистой.
И вкус воды необыкновенной
из родника в сени елей тенистых.
Люблю я сей надмирный уголок
с избой уральской в вечер мирный, дремный.
Тогда чуть дышит в печке уголек -
сиди во тьме в садочке на скамейке,
и пей лишь чай во тишине укромной
вдали от войн, переворотов, конституций,
вражды мирской.
В моей келейке
убогонькой не повернуться.
Тогда когда в сенях
пропахших медом и дневной жарою
чуть шевелится мотылек в стеклах
и паутинках с сонной мошкарою;
и мух жужжанье дремного крыльца.
И взгляд небесный горнего Отца
из тысяч звезд за луговым оврагом.
И плеск реки, где рыбы под корягой
висят в теченьи полуночных звезд,
и поджидают холод ближних гроз.
Над светлым омутом сидя в траве поутру
в туманах вод таинственных писаний
самой природы, вспоминать преданья
святых отцов добротолюбья - вне
всего земного стать нетрудно мудрым,
глядя на сонный яркий поплавок -
восслышать дней грядущего поток.