Настенька и никак иначе. По-другому не идет и не звучит. Ей двадцать три. Когда узнал, удивился. Во взгляде неуловимая горчинка, вызванная знанием жизни и разочарованием. Такая появляется у женщин годам к тридцати. - Я с шестнадцати сама по себе. Никому ничего не должна. Отца не помню. Мать кое-как терпела. Кормила, одевала, и на том спасибо. Что у меня внутри, ее, совершенно, не интересовало. Все веселья хотела да личную жизнь наладить. Бурная она у нее была. А я не вписывалась. Настенька пухленькая, как свежеиспеченная булочка. Очень нежная. Любит ласку, как кошечка. Погладишь, почешешь за ушком - замурлычет . На обнимашечки отвечает шутливо и с таким взглядом, что хочется держать в руках вечно и не отпускать. - Я чувствую доброту, и признательна за это, только сама доброй быть не умею. Разучилась еще в детстве. - Это же нехорошо. - Да, нехорошо, - соглашается и разводит руками. Движения плавные, как у лебедушки, а глаза озорные. Работает старшим кассиром в большом магазине. Приятная в общении, вежливая. Все спорные вопросы решает с улыбкой. Покупатели не нахвалятся. Слышали бы они ее слова за спиной. - Нельзя о людях такие гадости говорить. - Я старюсь, но сердцу не прикажешь. - Будешь так притворяться, потеряешь себя. Забудешь, какая есть на самом деле. - Может, я такая, что действительно, лучше забыть. - Неправда, ты веселая, добрая и нежная. - Если бы все так считали, то такой бы и была. Однажды, пришла грустная. Улыбалась, как всегда, только слой пудры на лице больше обычного. Едва тронешь, и штукатурка посыплется. - Снова одна, - констатирует факт. - Не выдержал, а вроде, крепким казался, спокойным, основательным. - Праведный зануда. Скупой крохобор. - Не скупой, а бережливый. Не крохобор, а хозяйственный. - С таким со скуки повесишься. Лучше с веселым балбесом дело иметь. Но у балбесов денег нет, а в девочку надо вкладываться. - Тебя послушаешь, так все должны, а отдавать не торопишься. - Я отдаю, тем, что даю. Саму себя доверяю. Это ценить надо. Любить, холить и лелеять. Как устала всего добиваться сама. Однажды, не вышла на работу. Сказали, что мать умерла. - Сочувствую, - сказал, когда вышла. - Не надо. Допилась, зараза.. - Все-таки мать. - Только, если все-таки. - Не простишь мать, удачи в делах не будет, не отпустишь зло к отцу, с мужчинами никогда не заладится. - Вот, только, не надо поучать. Иногда проскальзывают матерки. - Не ругайся, тебе не идет. Нежный, мягкий голос, и такая грязь. - А кому идет? - Напарнице твоей. У нее так естественно получается, просто музыка. Собралась уходить. Платят мало. На жизнь не хватает. - Скромнее жить не пробовала? - Одно из двух: или скромность или жизнь. Где бы олигарха найти? Знакомая не бензоколонку зовет. Там в два раза больше платят. - Тогда, удачи. - С олигархом? - С бензоколонкой. Стать тебе королевой. - Спасибо. Ушла. Навестила через две недели. Рассказывает ужасы. Работает в ночную смену. Приезжают всякие неадекваты. Какой нормальный человек будет по ночам гонять? Три раза грозили изнасиловать, два - убить, и наконец, один пообещал «все, здесь, к черту, сжечь». - Что делать? - спрашивает. - Уважать клиентов, относиться с добротой. - Я серьезно. - Дотяни до первой зарплаты, чтобы не зря все страдания и возвращайся к нам. Отогреем. А отогревать есть что. Речь наполнилась такой хованщиной, что уши вянут. Веет в поле ветерок, у Настюшки - матерок. Удивительно, почему с ней до сих пор не сделали того, что обещали? Злое обаяние. ох, как провоцирует на принуждение к чему-либо, у людей без тормозов. А иногда, и тормоза срывает. Худо может оказаться, а жаль. Почему-то хочется, чтобы все у Настеньки было хорошо.