* * * Разбились одежды, сносились надежды, невежа с невеждой во мне спят, как прежде. Как прежде зима. Как всегда - понедельник. Бездельник, проснувшись, нырнул в старый тельник.
Им всем (кто во мне) нужно много и сразу; в меня, как на базу любую заразу притащут в зубах, будто дауны-дети; тот рад сигарете, а этот - конфете... Но все эпикризы мы держим в секрете.
Гвоздём вбито в мозг и намотано на нос, что Алексей - имя, Алёша - диагноз.
Хватил если лишку, то Лёшку-мальчишку с устатку - в остаток, из фишки - в излишки - гори огнём синим, без дна и покрышки!
Но чуть "за ум взялся", похмельем взорвался, с утра по квартире вписался на галсах в крутой поворот, так, что сам испугался. Кондратий обнял, как украл, пока крался от серой зимы до сырого матраса. Нет пива разлива. Я б спасся и с кваса. Алёша в башке в расчленёнке сознался. И хочется крикнуть: Конец! Зе энд! Баста! Но мне на работу. Носки. Чайник. Паста. И "Дастер". В диспансер.
Никто не увидит, никак не узнают, как из ничего мне за гланды бывает.
С таблички "Отлично" читается - "Скверно". И в личку прилично не пишет, наверно, никто, лет сто.
В сукно жребий брошен. Алёшей. Алёша в пальто. Он хороший. _ _ _