Чернильнице только старинной
поверить своий гений листом.
В купецкий сундук нафталинный
убрать все навеки потом.
Без друга в погибшей деревне
за полоночь безлюдных полей
следить, как сосульками дремлет
весна средь таежных зыбей.
У печки, замыганной глиной,
о солнце слагая свой стих
в России неперпективной
московских евреев чужих.
В недельную лютую вьюгу
вне воя столичных волков
свою персиянку-подругу
ласкать на перине снегов.
В безвестности рая в оконце
воспеть ей под тихий мороз
блаженства три лета, три солнца,
качанья, витания звезд.