На улице там, где мимы кривляются на тротуаре Раздолбанное пианино бренчало в мейнстрёмном угаре, Чуть выше, почти что до неба, что гладишь холодной ладошкой, Так просто уверовать в небыль, покаяться, мой ты хороший! Жильцы ненавидят все джазы, и даже, признаться, и свинги, Кричат: «Вы, милейший, зараза! И даже немного вы свинки!» А рядом театрик элитный, там дамы в шелках и в джинсухе, А рядом звенят поллитрой под окнами злобной старухи. В театре бывают аншлаги, билеты на уровне пенсий, Так что же, спускать наши флаги? Споём до последнего пенса! А дети гуляют по крышам, горбатым, ещё от Терзини, И трогают тучки. В низине – их город такой «шишел-вышел». И кто-то слетает ко звёздам, оставив тела на асфальте, А скрипки, тромбоны и альты взрыдают для тех, кто их слышал. Мой город - рабочий и праздный, тоскливый и многооргазмный, Плывёт галеоном в тумане, матросы на баке бакланят. А улица – просто фарватер, куда приведёт, доннер-матер! А небо – есть то во что веришь, стучись, там есть разные двери.