В далёко-дальнем далеке, как в субтропическом раю, не знали мы кто станет кем, кому кто скажет "I love you" иль "Yo te quero", что точней. А сколько лет прошло, прикинь – забылась масса мелочей, как юный лик иных богинь. Но волей памяти – о да! – мы друг для друга те же все: кого-то красит борода, а кто-то вовсе облысел, кто сединой покрыт как лунь, а кто всё так же молодцом, кто еле жив, лишь только дунь (мы все уйдем в конце концов). Но в постаревших ликах мы друзей, как прежде, узнаем. Смущаем барышням умы, возможно слишком много пьем. Грустим под музыку Кариб и за полночь сидим в сети... И некого за то корить, что мы не можем посетить друг друга нынче: возраст (блин!), букет болезней (вот же чёрт!). Паны дерутся до могил. Декабрь безжалостно сечет дождём и снегом. Холода в домах и душах у людей. Случилась общая беда и не обресть покой нигде...
А в памяти встаёт февраль и море цвета холодца. И понимали мы едва ль свои порывы до конца. Я что-то ведь сыграл тогда: Клементи, Рота... что еще? Все это, впрочем, ерунда: куда важней румянец щёк. Бульвар в лиловой полутьме и чай с вареньем на столе. И мы всё те же и не те. Мартини бьянко, божоле вошли в привычку лишь потом, как тостик с джемом по утрам. Еще стучит в груди мотор назло заезжим докторам. И день уходит не спеша, и замолкает птичий гам, и верит в лучшее душа. И свидеться удастся нам!