Серафим и Советский Союз (Эссе)

Много видел Серафим на своём веку. Много пережил. И кроме прочего видел Серафим и Советский Союз, и наблюдал, как он умер, и даже плакал на его могиле. Вот как это было. Тут нужно сразу сказать, что Серафим очень любил Советский Союз и говорил, что совок вовсе не империя зла, а лёгкий наркотик. По его мнению, маоизм, троцкизм, сталинизм – это тяжёлые наркотики – типа героина, морфия или ещё чего-то синтетического похуже. А вот поздний маразм совка – это что-то типа дурмана или канабиса. Кровь и мозг травит, но людям весело. Кроме прочего, Серафим считал, что само название Советский Союз следует читать и произносить задом наперёд. Ибо Коран и Тору читают справа на лево, китайские священные тексты тоже – сверху вниз и справа налево, а поскольку понятие Советский Союз сакральное, то и читать его следует аналогично. Поэтому он называл Советский Союз Зюос Йикстевос.

Как-то вечером (а в жизни Серафима все важные события начинались вечером) Серафим встретился со своими друзьями гранённого стакана на пустыре за гаражами, разложил на ящиках газету «Правда» (передовицей вверх), разбавил технический спирт водой, разлил сей напиток по чашам стеклянным и, прежде чем пригубить, произнёс тост:

- Товарищи пролетарии! Давайте выпьем сегодня за здоровье Советского Союза, нашего дорого Зюоса Йикстевоса, за радостное процветание совка!
Но тут, удивлённо расширив глаза, лучший друг и собутыльник Серафима, алкаш со стажем сантехник Потапов воскликнул:
- Ты что Серафим! Очумел, что ли? Али совсем из общества выпал в самосозерцание? Не слышал разве? Помер твой Советский Союз! Умер! Окочурился! Дуба дал! Сыграл в ящик. Нарядился в деревянный макинтош.
Серафим был просто поражён, руки у него задрожали, он поставил гранчак с техническим спиртом на ящик, не смог даже пригубить, и зарыдал, заголосил:
- Да не может такого быть! Советский Союз хоть и старый был и дряхлый, но ещё держался. Он же хорошо сохранился для своих лет! Хоть и болел давно заразился нехорошей хворью иноземной, но не мог он вот так просто взять и помереть! Как же так?
- Может быть, Серафимушка! Может! Помер твой Советский Союз. Совсем уже мёртвым стал. Из реанимации в морг его отвезли. Вскрытие показало, что смерть наступила в результате вскрытия. Вот как.

Серафим всю ночь был в смятении – всё мыслил, всё вспоминал. А наутро побежал на цветочный рынок. Купить решил гвоздики – красные – самый что ни есть советский цветок (так Серафим думал, о Португалии он то ли забыл, то ли не знал). Выбрал цветочника самого толстого, самого усатого и самого похожего на товарища Сталина – тоже с мордой изъеденной оспой и со взглядом параноика – ну точный Коба Сосо – ни дать, ни взять:

- Дайте мне пожалуйста большой букет красных гвоздик. Шесть. А то я тут на похороны спешу…
- И кого хороним? Тёщу? Тестя? Жену-изменщицу или Нюрку-процентщицу? Юрку Гагарина или Лёньку Брежнева? Вот, свеженькие гвоздички – только с куста! Сто рублей!
- У меня бутылка водки! (Денег у Серафима не было, но для такого дела он последнюю бутылочку «Столичной» не пожалел – прятал её в укромном месте на случай, и силу воли имел отменную).

Глаза у цветочника радостно заблестели, лицо озарила улыбка. Сразу стало понятно, что сто рублей для него бумажка, а вот прозрачный как слеза напиток – это деньги. Усатый цветочник за это Серафиму завязал даже не шесть, а двенадцать гвоздичек ленточкой чёрненькой  и спрятал бутылочку светлой радости к себе в сумку.

Серафим тут же бегом на погост – на кладбище-плачище. Спешил, торопился. Думал: «Как же без меня… Никак…» Прибежал, а там уже только холмик земли сырой и венки с надписями: «Советскому Союзу от племени мумбу-юмбу», «Советскому Союзу от коммунистов-мазохистов», «Советскому Союзу от садоводов-садистов», «Советскому Союзу от красных маоистов-феминистов», «Советскому Союзу от бомбистов-террористов», «Советскому Союзу от исламских экстремистов», «Советскому Союзу от людоедов-гуманистов» и прочая. Опоздал Серафим! Опростоволосился! И от этого ещё пуще опечалился и сокрушился. И зарыдал. Смотрит, а тут другие опоздавшие на похороны подходят – разные там бомжи, алкаши, ватники, различные прочие безумцы и ностардамусы. Серафим взбодрился, оглянулся и толкнул такую речь:

- Товарищи бомжи! Граждане бездомные! Осиротели мы! Умер наш отец родной – Советский Союз. Умер навсегда и зарыли его глубоко в землю сырую! И кто виноват в смерти его преждевременно? Врачи-изуверы – вот кто! Не от того лечили его и не так! Был он нашей страной и нашим государством – государством бомжей. Ибо все его граждане хорошие не имели частной собственности и имущества, а значит были бомжами в хорошем понимании этого слова. Раньше то как было? Не было у нас квартиры и дома родного – кто пропил его, кого просто жена на улицу выгнала, но домом для нас стал Советский Союз. А теперь мы с вами вдвойне бомжи. Бездомные и беспризорные. Вспомним же этого мужика – Советского Союза. Хорошим он был чуваком! Жену никогда не бил, хотя она этого и заслуживала, буква ять была ещё та – лебедь такая. Детей воспитывал в строгости – наказывал, когда надо, приучал к скромности и послушанию. Тёщу не бранил, из дома на мороз не гнал. И работал много, хоть и бессмысленно, выпить был не дурак, хоть и пил порой дрянь всякую. Хоть и ходил в заплатах, как рвань последняя, но щедр был – душа на распашку, всё друзьям отдавал. О, плачу я и рыдаю! Слёзы горькие лью! Не забуду его яко родителя и избавителя от опостылой собственности!

Так плакал и рыдал Серафим на могиле Советского Союза. Так говорил он над могилой свежей. И не знал Серафим и не ведал, что будет время, сам Серафим узрит это - отроют труп его зловонный разложившийся из могилы, нарядят в сарафан цветастый, посадят на трон ломаный и будут вокруг него хороводы злые водить и жертвы кровавые ему яко идолу приносить.