Скрежет.
Металлические отголоски пронизывающего скрежета унеслись вместе с вихрем уходящего в туннель воздуха, и поезд благополучно раскрыл двери, отпуская выходящих из своей свободы. Подобно безликим прямоходящим манекенам, существующим за счет собственных потребностей, силуэты утренней толпы расплывались толстым неповоротливым червем, стремящимся к выходу на поверхность с неутолимой жизненной необходимостью. Их никто и ничто не зовет. Он идут … сами.
Человек сам выстраивает вокруг истинной свободы недвижимые монолиты разума, отравленного порочной душой, стиснутой в рамки личной неполноценности, он образно «умирает» жизнь, заставляя свое сердце оставаться безучастным. Маршрут давно известен и безысходно ненавистлив, и все звуки, сопровождающие городскую жизнь, как ржавый гвоздь по тончайшей линзе, увеличивают кривизну души. Содержание переполняется дикими скачками равновесия и принуждает форму избавляться, тем самым, зарождая огромный паразит агрессии внутри себе подобных.
Мир, как большая ладонь, лишь заслоняющая от правды, превратился в промозгло-серый занавес, который может раскрыть лишь единственный концертмейстер, данный нам на все земное существование. Сейчас он слаб, беспомощно слаб или слаб в своей беспомощности, оттого что его воля подчиняется только сердцу. Живому сердцу.
Живому.
Не мертвому.
…
А чуть выше, глядя через белое, пронизанное электрическим светом, стекло плафона, можно представить себе пустоту… где блестящая гладь ледяного катка будет завораживать взгляд, а воздух будет плавно раскачивать искренняя мелодия живой души, которая соединит в удивительном танце вечную грань между черным и белым.
Остаются лишь узоры.
Узоры на льду…
________________
А.А.
© 2006