Система материальных ценностей является величиной изменяемой. Новые модели сотовых телефонов, телевизоров, холодильников, сервис обслуживания, новое, новое, новое, заставляющее нас подстраиваться, чтобы быть современными, идти в ногу со временем. Это же касается и продуктов питания – суши, сабджи, различные блюда китайской кухни, на постсоветском пространстве все эти новшества также заставляют нас менять систему ценностей продуктов питания и уже не идти, а бежать за модой. Спросишь какую-нибудь мадам - ваше любимое блюдо – гулабджямун, - аааа – я почему-то так и подумал, надо же, как угадал. И разными путями начинаешь выведывать что же это за фрукт такой – потом оказывается что это мучные шарики, проваренные в ги (топленном сливочном масле), настояные на сиропе с кардамоном и взрывающиеся у вас во рту сладкой жидкостью, как–только вы задумаетесь и надкусите его. Правда есть такие вещи, особенно для людей, которые испытали голод, которые в системе ценностей не изменяются – ХЛЕБ. Да, трагедии делать не надо. Без хлеба некоторые люди живут – например индийские йоги могут питаться одним молоком, да при этом еще путешествовать в другие страны, на другие планеты. Но «наши люди в булочную на такси не ездят», говаривала в комедии «Брилиантовая рука» шикарная женщина Нона Мордюкова. Речь пойдет о хлебе, Хлебе - как имени одушевленном. Когда я впервые услышал этот рассказ, меня потрясла его простота и глубина воздействия на душу. Отец, рассказавший мне эту историю помнит ее до мельчайших подробностей. Почему? Трудно говорить об этом, прочитав рассказ вы и сами все поймете, если поймете вообще что-нибудь – системы ценностей продолжают менятся. И это нормально. Может быть эта история уже не актуальна для нашего времени – но на Земле продолжают от голода каждый день умирать миллионы людей, - для этих людей хлеб многое значит. Все, больше не буду утомлять уважаемого читателя своими сухими рассуждениями. Итак – сам рассказ: Летним днем, обдуваемый морской прохладой, Костя приближался к своему дому, когда на углу соседней улицы вдруг увидел плачущего мужчину, сидевшего на лавке, за воротами своего неказистого домика. Надо сказать, что время было послевоенное. Шел 1946 год – год голода и разрухи. Мужчина был знакомый Кости, демобилизовавшийся, прошедший, как и сам Костя всю войну на переднем, что называется крае. Скупая слеза фронтовика – это еще было бы понятно – может кто умер, жена ушла, заболел кто серьезно, сгорело что, или еще какая «мелочь», но чтобы фронтовик так горько плакал, да – это было из области фантастики. Ноги сами направились к любопытному факту. – Здорово Гела. Почем нынче слезы. Утрись, не баба ведь. Что случилось, рассказывай – облегчи душу. Такая тоска взглянула на Костю - еще зеленее, чем грязно –зеленый предмет, похожий на мяч в руке у Гелы. -Вот, Гела протянул Косте мяч, - посмотри. Костя взял мяч, подержал в руках, потом присмотрелся, отковырял траву, землю – и увидел под коркой – мать честная - хлеб – настоящий белый хлеб – целое состояние. - Какая ж образина такое сотворила – вот сволочь. Гела вырвал хлеб из рук Кости, в сердцах - Сам ты образина. Я четыре месяца откладывал деньги на этот хлеб, хотел сделать сыну подарок. В Сочи, приобрел золотой лом и в торгсине на этот лом купил булку. Принес домой, ты ж моего Дато знаешь – ему как раз 5 лет исполнилось. Вот я ему на день рождения подарок сделал. Держи, говорю. Будешь помнить свой пятый день рождения. Дато на радостях на улицу помчался – ну, думаю, угодил парнишке. Через час выхожу – смотрю, на поляне Дато и другие сорванцы в футбол гоняют, ближе подошел – так это ж они булкой гоняют в футбол. - Ах вы такие-сякие, да что ж вы делаете?!" - В футбол играем, Дато мяч подарили. - Какой мяч, - кричу, – это же ХЛЕБ!!! - Неее, дяденька, хлеб белым не бывает, вы шутите, хлеб только черный, мы все это знаем. Взял я булку, Дато обнял и пошли мы с ним домой. Идем, а Дато спрашивает – "пап, а ты взаправду сказал, что хлеб это. Я уже целых пять лет живу на свете, а такого не видел, наверное ты пошутил, наверное мамка сказала привести меня домой скорее". И понимаешь Костя, так мне стало на душе тяжко. Ну вот войну прошел – там все понятно, а здесь – заглянул в глаза Дато – не смеется – правду говорит. Отвел пацана домой, сказал жене, чтоб выкупала, а сам быстрей на улицу – чувствую ведь, что слезы нахлынут. Вот такие брат дела. - Да - сказал Костя, утер глаза рукавом, обнял Гелу – Много нам с тобой предстоит еще сделать и в первую очередь – чтобы наши пацаны не знали ни войны, ни голода. Долго еще беседовали два фронтовика, возле полуразвалившегося каменного забора, на тихой маленькой улочке.