Как нечасто, уйдя от калитки у старого дома,
Мы потом, через годы, стремимся вернуться туда,
Чтоб опять очутиться в саду, до травинки знакомом
Даже ночью, на ощупь. Казалось, что я не отдам
Никому, ни за что, никогда эти запахи лета,
Эту радость – сорвать ароматнейший белый налив…
Но законы свои у судьбы. И, увы, не допета
Та мелодия счастья, в которой ничто не болит.
Нынче я, навестив, как смертельно больного изгоя,
Этот двор, одаривший наукой ступать по земле,
Запрещаю себе и грустить, и тревожить покой свой,
Запрещаю душе и тужить, и о чём-то жалеть.
Всё чужое совсем. Но как будто и стонет, и дышит,
Каждым скрипом дверным вызывая саднящую боль.
Вижу лестницу – ту, по которой когда-то на крышу
Так взбиралось легко. И хотелось летать – оттого ль?
Вот и тёмный чердак, где средь старого хлама и пыли
Отыскался сундук, по углам у которого медь.
Там хранились мечты, им, наверно, подрезали крылья -
И они не сумели ни сбыться, ни даже взлететь…
ОБОРОТКА
Кто сказал о мечтах: «И они не сумели ни сбыться,
Ни - как те, кому крылья подрезали, - даже взлететь»?
Тот, кто знает, какая судьба уготована птицам,
Что попались в силки, - вместо неба - железная клеть.
Мы умели взлетать с наших крыш в это летнее небо,
В высоту подниматься, встречая рассвет и закат.
И хотя обдирали колени, но страх был неведом -
Нам, способным чердак превратить в белокрылый фрегат.
А ночами, когда открывались небесные бездны,
Устремлялись фрегаты - воздушны, легки и дерзки -
К альфам, бетам и гаммам прекрасных далёких созвездий,
И на млечном пути загорались для нас маяки.
Мы вселенную - всю - облетели по меридиану,
Сквозь протонные вихри, сквозь всполохи радужных снов -
Босоногие штурманы с горстью черешни в кармане -
Покорители звёздных миров и соседских садов.
Отчего ж мы теперь не глядим в эти синие дали?
Отчего всяким хламом забили свои чердаки?
Отчего мы летать, и мечтать, и дерзать перестали?
Оттого, что погасли один за другим маяков огоньки…