Терлись рядом старушки-ищейки,
Собирая «пушнину» в углах.
И менялись рубли на копейки
На заляпанных пеной столах.
Тут царили лихие ребята,
Все в наколках, клейменные сплошь.
Здесь увидел я жизнь, завсегдатай,
Уценённую в ломаный грош.
И обнимет за плечи неловко
Захмелевший от воли жиган.
И хлебнув полстакана «московской»,
Доверительно шепчет: «Братан…»
Я был свой в этом сборище людном,
Жадно впитывал зеков жаргон.
Как они был такой же подсудный,
С ними вместе за все осужден.
От себя я здесь часто спасался
В отчуждении злой полосе.
Как они, также лихо матькался.
Так же «ботал по фене», как все.
И не знал я, еще не сидевший,
Хоть об этом и думал не раз,
Что из этой шпаны ошалевшей
Никого нет, чтоб кто-то нас спас.
Только рыщут ищейки-старушки,
Матерятся им вслед мужики.
Забегаловки и пивнушки –
Моей юности маяки.