Началось всё красиво. Нарядный баянист, Николай Потехтн, самозабвенно играл, слегка фальшивя, после двухсот граммов беленькой. Репертуар был заранее оговорен. На «ура» принимались нетленки Газманова, Укупника и Расторгуева, женщины таяли от «Жёлтых тюльпанов» Наташи Королёвой и классики «народника» Кобзона.
Щедро наливался коньяк. С белоснежной тарелочки, дразнил взгляд, бутерброд с чёрной икрой, надкусанный полумесяцем. Гусь, нашпигованный черносливом, истекал мутнеющим жиром, звякали вилки и зубчатые ножи. Аппетитный пирог, распахнув золотистые края, дышал рыбным духом. Салат «оливье» терял под натиском ложек свой торжественный вид.
- Слышь, парень, давай Шнура! – хлопнул по Колиному плечу разухабистый дядя в расстегнутом жилете.
- «Давай», жене скажешь, - взбрыкнул Коля, выводя заключительные аккорды «Зеленоглазого такси».
«Таких, - успел подумать Потехин, - надо сразу ставить на место, иначе не отвяжутся. Им ведь, в принципе, всё равно, что Шнур, что Шаляпин, главное, прогнуть ситуацию под себя. Зальют глаза и быкуют».
Обычно после недолгого посыла, в руке просящего шелестела нужная купюра, и баянист, сжалившись, шпарил заказуху. Случалось, наоборот, с лёгким матерком клиент удалялся ни с чем, под шиканье гостей и родственников. Никому не хотелось эксцессов. Разволновавшийся дядя ударил в баяниста без демагогии. Коля успел спрятаться за растянутые меха. Кулак зацепил крепление ремня, брызнула кровь.
- Сука! – пронеслось вслед кулаку.
Чьи-то руки потянулись к дебоширу, чтобы остановить драку. Коля опередил благодарную публику, плюнув в обидчика. Снайперский плевок попал в цель. Теперь отступать было некуда. Потехин отбивался, спрятав баян за стилизованную под старину табуретку. Его интеллигентное начало вырвалось наружу с криком, и неуправляемо обрушилось на подвыпивших гостей, в виде пинков, тычков и оскорблений.
Скорая и милиция прибыли одновременно, через полчаса после завершения инцидента, и сразу направились к столу. Суетливые официанты заботливо сложили недееспособных граждан на прохладном кафельном полу в фойе. Остатки зеркала, разбитого, видимо на счастье, сверкали из цинкового ведра с надписью «кухня». Жених, чудом спасшийся под столом, пытался реабилитироваться, требуя «всем шампанского». Женщины нехотя, высматривали своих мужей, подыскивая храбрецам достойную замену на ближайший вечерок.
Баяниста нигде не было. Коля ушёл по-английски, без денег, еды и выпивки, сохранив потрёпанное достоинство и честь работника областной филармонии.
Дома его ждал скандал. Даша собрала Потехину вещи. Сопротивляться было бесполезно, обещать счастливое будущее тем более. Не предложив, гражданскому мужу ужина, Даша выставила на лестничную площадку облегченный светло-коричневый чемодан с выдвижной никелированной ручкой.
- Эх, Даша, - выдохнул обиду Коля на непробиваемую металлическую дверь с дорогущим итальянским замком. Идти было некуда. В родном городе Ивантеевка, музыканта ждала койка в общежитии для работников культуры, и пустующее место массовика-затейника на тоскливых вечерах «Кому за сорок».
Шумная Тверская встретила Колю порывистым ветром, суетой и свободой.
На троллейбусной остановке освободилась скамеечка, и Коля пристроил на неё свои вещи: баян в чёрном футляре и чемодан.
- Вы, музыкант? – услышал он за спиной заинтересованный женский голос.
- Композитор, - склонив голову в поклоне, с полуоборотом козырнул Коля.
- Настоящий? – без доли иронии спросила миловидная женщина в дорогом оливковом плаще под «Gucci».
- Позвольте представиться, Николай Аркадьевич Потехин, артист-импровизатор.
Коля любил представляться красиво, тем более что в этом он не видел ничего предосудительного.
- Катя, - женщина протянула пухленькую ручку, - мне показалось, что я Вас где-то видела. - Глаза с зелёной искоркой стрельнули любопытством.
- Не удивлён, моё лицо известно в широких музыкальных кругах, - Коля зажмурился, ему пригрезился сервированный стол и графинчик со слезой, - а Вы Катенька, живёте рядом?
- Совсем нет, я не люблю центр.
- Предпочитаете загородную жизнь? – К сервированному столу добавилось кресло в стиле ампир и кружевная беседка с диким виноградом.
- Что Вы, я не дачница, - она присела на краешек скамейки, - здесь моя подруга живёт, - продолжила Катя, отведя взгляд в сторону.
- Значит, гостили? – Потехин откинул назад послушную прядь роскошных тёмно-коричневых волос, плечи его распрямились.
- Гостила, а сейчас, еду домой.- Она смутилась. - Вы не подумайте, - пауза повисла в воздухе, - я, на улице, совсем не знакомлюсь, просто Вы мне показались таким одиноким…
- Давайте, Катенька, без фамильярностей, мне эти церемонии в обществе надоели, зовите меня Николаем, или просто Колей.
- Хорошо, Николай. Вы торопитесь, кого-то ждёте? – Катя внимательно посмотрела по сторонам. Плотный поток автомобилей выстроился в тягучую многоцветную вереницу.
- За мной машину выслали, да что-то задерживается, может, случилось что?
- Концерт?
- У меня выступление, - Коля откашлялся и подался вперёд, - но ради Вас, я готов на всё, хотите, пошлю всех к чёрту, и буду в полном Вашем распоряжении.
- Ой, да разве так можно? – с затаённой улыбкой произнесла Катя.
- Мне, можно всё, - перед Колей снова пронеслось видение: мягкая кровать с белоснежной подушкой и горячая ванна. - Поедимте к Вам.
- В Кунцево? – замешкалась Катя, рассматривая лакированные туфли артиста.
- На край света, - решительно поднялся Коля, демонстрируя женщине товар лицом.
В такси было тепло и уютно, пахнущий дешёвым табаком водитель, крутил настройку радио, пытаясь найти любимый шансон. Коля прильнул к округлому плёчику женщины. Баян, упирался жёстким ребром в саднящий, после ресторанной драки, бок. За окном мелькали новостройки. «Кунцево, - думал Коля, - конечно, не Монте-Кало, но и не Ивантеевка». Катя посматривала на артиста и мягко улыбалась, ей хотелось любви и ласки. Коле тоже хотелось любви, а ещё ему хотелось спать. Машину качнуло.
- Ремонт, - однозначно сказал таксист.
Коля обнял Катю одной рукой, баян другой и облегченно вздохнул, почувствовав податливость обоих.