В палатах тесно, жарко, как в гримёрках.
В больнице смотр – читаются стихи,
Душевные, про жизнь и про врачей.
Вийон балладу вспомнил про ручей,
И был освистан буйною галёркой.
Кричали: «К Гоголю! На карантин!»
Он там один, всё смотрит молча в окна,
Жаль, в этих окнах не дают картин!
Но всё равно, он видит: бродит ворон
В конфедератке, мантии, пенсне.
И шепчет странно в нос свою мольбу,
Но лучше и не знать его судьбу,
Совсем.
Вийон заходит, ключ от карантина
В его руках, как остроглазый кий:
«Ухожена вполне твоя квартирка!
Не ждал, я вижу... Здесь отыщет Вий!»
– Отыщет, дорогой Вийон, всё так...
В какие нас не занесло бы дали –
Везде торчат носы. А Вы видали,
Как Нос освоил новый лапсердак?
Но видно, что болтаются штанины.
А Ворон, ненасытный, глаз клюёт,
Так странно, будто это именины
Сирот.
Я стал здесь скушен, мне давно не спится.
Когда совсем с душой сроднишься, знай:
Не ты молчишь угрюмо в психбольнице –
Она в тебе. И это тоже рай.
Пиши, страдай – всё остальное пыль!
Не мёрзнешь в холода, ведь греешь душу,
Но я, бывает, слабым телом трушу...
Виньон, пройдоха, где же ты упырь?
Сегодня, слышал, выстрелы в столице?
Кто, интересно, принесёт чернил?
Писал бы ночь, сжигал потом страницы
И пил…
.