Маленькой станции редкий глухой гудёж. Пышного ельника тропка для пары йети. Я променадом по ней – только раз в столетье. Ты же – совсем не приедешь и не пройдёшь.
Кривенький домик, рогатый одной трубой. Сгнивший забор – деревянно-хромой охранник – Сто новых го́дов назад был геройски ранен Мирным скворечником, вбитым в него тобой.
Жертва не зря – прилетели тогда скворцы. Даже потом пополнял ты зерном кормушку. Я и сейчас кое-что привезла им, ушлым – Всё-таки праздник сегодня, вороне – сыр.
Старая печка – ну, надо же! – не дымит. Наоборот – ароматно-поленно пахнет. Шамкает сказку фальцетом трескуче-дряхлым И оживляет заброшенный дачный мир.
И возвращает на сотню легенд назад, В тот новогодне-елово-венчальный вечер, В час, когда жаром любовным сильнее пе́чи Ты обжигал мои волосы, грудь, глаза.
И приговаривал – «здесь… каждый год… вдвоём… Дань, обручившему нас, ледяному богу…» И за окном до утра снегопад был лёгок. Так же, как пенье скворцов до заката днём.
Всё так и было последние сотню зим. Я, снегопады, скворцы, печки-сказки эти. Кроме тебя. Я – последняя особь йети. Я – вымирающий вид. Экземпляр – один.