Кто нам купил и поставил сосну – не помню. Мы, два галчонка, накинулись наряжать. На антресоли в пыли, мишурою полный, Короб дождался налётчиков. Двух стрижат.
– Чур, на макушку звезду крепит самый ушлый! – Сматывай, ты не дотянешься всё равно! Тут же – мирились и ссорились. Две кукушки. Только уступки за старшей – всегда за мной.
Что с неё взять? – ей в апреле всего лишь девять. Даже тягаться не хочется с мелюзгой: Лижет сосульки и в Деда Мороза верит, Всякие письма калякает в Новый год.
Бусы запутали – мерили. Две сороки. Вешали модницы – каждая на себя. Расхохотались, стащили их через ноги. Так и приляпали – скомканных кулебяк.
Сели довольные, смолкли. Две канарейки. Рады итогу: вышла сосна-красна. Раньше я молчаливой бывала редко. И никогда не сидела молчком она.
Врезался голос-пискля в тишину святую: – Я написала: не надо нести мешок, Если он точно – волшебник и существует, Пусть нам вернёт лучше маму хоть на денёк...
Плохо, что мы мелюзге не сказали правду. Как объяснить: почему начал пить отец? Или – откуда в прихожей свеча и ладан? Или – волшебник же был! – станет просто лжец.
Может, сказать, почему он вернуть не в силах… Или пускай и его потеряет... зря… Мо́лча, в слезах, я – решала, она – просила. Так под сосной и сидели. Два воробья.