Скрипучий лес - сиреневое море -
тревожился. Последнюю опору
утрачивали птицы.
Словно волк
прикладывалась ухом к высоте:
по левое плечо дремал восток,
от правого плеча в одной версте
постанывал распахнутый гранат. И
спешил ко мне, как в милые пенаты,
мой персональный Армагеддон.
Ещё вчера блуждала вдоль зимы,
влюблённый незатейливый планктон,
Сегодня одиночества азы
штудирую. Не это ли ужасно:
такую вот науку ежечасно
собой оплачивать? До полной чистоты.
И ничего в остатке. Только дым
в курильнях безучастных. Если б ты
(прости, что я на "ты") меня одним
мизинчиком, подобным дольке солнца,
коснулся - не совпали б! Остаётся
из воздуха обычное ничто,
стена безостановочного плача
и птицы в легких бежевых пальто,
и ласковая стужа, и апачи
еловые, воинственные. Небо.
Полёт к каким-то там экзопланетам.
Одна из них, наверное, твой дом,
мой драгоценный Армагеддон.