Помню, будучи в отпуске, поехал я как-то на велосипеде отдохнуть-порыбачить на речку, что течёт километрах в пяти от моей дачи. Утром еду – воздух свежий, прохладно немного, село только-только просыпается. На меня удивлённо смотрят вышедшие из своих домов-хором управляться с хозяйством селяне и невольно завидуют: вот так бы и им в будний день вместо работы! А я знай себе жму на педали – хорошо! Въезжаю в лес-бор сосновый, седло в тишине скрипит, шишки из-под колёс вылетают, на соснах вороны недовольные сидят – рановато их потревожил какой-то странный чудак-человек на колёсах. Наконец подъезжаю к реке, останавливаю своего друга железного у самого берега и долго стою – наслаждаюсь видом внезапно открывшегося мне чуда. Чудо это – Лысая гора. Высится она на том берегу, чуть в стороне от реки, окутанная лёгким утренним туманом, вся в голубом таинственном сиянии, словно голова громадного доброго великана. Деревья-волосы на голове этой слегка седыми от тумана кажутся, такие густые курчавые волосы, а на макушке – проплешина, «лысина», оттого и гора – Лысая. Это сияющее чудо только ранним утром увидеть можно, да и то не всякому оно открывается. С трудом отрываю глаза от волшебной горы и вспоминаю, наконец, зачем приехал. Разматываю удочку, прячу коварный крючок в смятый комочек хлеба, чтобы хитрая рыбка не догадалась о моих планах, и забрасываю подальше красно-синий поплавок. На первых порах с непривычки проигрываю дуэль с рыбой, и всё новые и новые кругляши хлеба уходят под воду. Но вот и первый улов. Окунёк, правда, настолько мал, что я не решаюсь брать грех на душу и с миром отпускаю его обратно. Время на природе летит незаметно, тем более когда сидишь и гадаешь: «клюнет – не клюнет?» Солнце поднялось уже высоко. Жарко. Ветер умчался дальше на запад, унося с собой остатки утра; мир кругом затих, только своенравные вороны изредка нарушают эту почти первозданную тишину. И воздух изменился немного. Утром он просто свежий и чистый был, а теперь ощущаешь его не только дыханием, но и зрением, кожей. Иногда даже кажется, что ты сливаешься с ним, сам становишься, как воздух, лёгкий и прозрачный! Устал я глаза в напряжении держать, стою, скармливаю своей потенциальной добыче приманку. Самое время искупаться, да одно мешает – если сделаю это, вся рыба уйдёт и на сегодня рыбалка моя закончится. Бросив взгляд на пустой садок и немного поколебавшись, я всё же разделся и полез в воду. А вода – ну прямо как парное молоко, аж горячая! Поплавал немного, выбрался на берег и лёг загорать. Приятно так стало, солнце печёт, накаляет тело, лёгкая истома словно обволакивает его, расслабляя и делая чуть чужим, непослушным… Есть вдруг захотелось. Достал свой нехитрый завтрак и уничтожил в минуту. Брал вроде бы много, а съел – мало оказалось. Опять упал на мягкую траву, мысли в голове заметались и улетели куда-то одна за другой… …Проснулся через целую вечность, посмотрел на часы – и пятнадцати минут не прошло. Это солнышко меня разбудило, предупреждая, чем такой сон может закончиться. Я благодарно помахал ему рукой, пряча глаза за ладонью, и снова полез в воду остудить своё разгорячённое тело. Когда вышел на берег, невольно повернул голову в сторону Лысой горы. Оттуда, издалека до меня донёсся вдруг чей-то сильный чарующий голос, грудной, полный обертонов. Кто-то невидимый мне, находясь под горой, пел удивительно красивую печальную песню, напоминающую мелодией индийские напевы. В ней слышалась скорбь о чём-то желанном, но потерянном навсегда. Внезапно подул ветер, и песня, отражавшаяся от горы, стала долетать до меня в несколько искажённом виде, но воображение легко достраивало недостающие звуки. Мне невольно представилась пожилая цыганка, которая, устав от вечных скитаний, от ведущей в никуда цыганской дороги, грустит о своей несуществующей родине… Песня неожиданно оборвалась, а я всё ещё стоял, зачарованный незнакомой мелодией. Стоял и думал, что сегодняшний день по-своему прекрасен и неповторим.