Жизнь не парковая тихая скамеечка, Чтоб усесться и сапожками болтать. Кто-то думает – хитро, но это – мелочно: След вранья хвостом по-лисьи заметать.
Напетляла, накружила в тропах жизненных. Обхитрила, обкрутила всех волков. Не она волками, а они погрызены Хватким взглядом, жрущим жертву целиком.
Зазывала. Редко – в койку. Чаще – в омуты. Посылала. Редко – в баню. Чаще – на… Чем сильней её объятья были сомкнуты, Тем безжалостней велась её война.
Аргументы умудрялась с пальца вытрясти: «Я же рыжая, а стало быть – лиса». Рыжий локон в подтвержденье слов и хитрости На глаза её бесстыжие свисал.
Появлялась – будто взрыв любовных атомов. Исчезала – по-английски. Навсегда. И могла любовь дарить врагу заклятому, И могла дать другу со спины удар.
Выдвигала обвинения несвязные. Посвящала гениальные стихи. И она кормила семечками-баснями, И сама наелась вдоволь шелухи.
Ей всегда казалось, счастье где-то близенько, И жила, как будто – вот оно, в руках. Но одна осталась на скамейке лисонька. Как принцесса. Но другая – на бобах.