Когда нет складности со страстью,
Той, что зовётся «мастерством»,
Но сохранился текст тот к счастью
Смотрите вверх, корявый он
С какой-то мордочкой, (не помню
откуда мордочка взялась),
Висит на сайте полутёмный,
И где же складность, где же страсть?
Да, тут я сделал исключенье,
Сканировав и поместив
Короткое стихотворенье,
Мой первый опыт строф и рифм,
чтобы никто не сомневался:
Писал пацан. Шестнадцать лет.
… Продолжу лучше в темпе вальса,
Словесный обдирать паркет.
Был день, горячий, пыльный, майский,
Игра тогда была «новяк»,
Сражались в пропотевших майках
две девки, да азартно так!
И я, московский мальчик скромный,
Чуть полный. Баловень родни,
Свои мыслишки вдруг оформил,
И вот корявые они:
ДЛЯ ТЕХ, КОМУ ЛЕНЬ ВГЛЯДЫВАТЬСЯ В КАРАКУЛИ, КОТОРЫМ СВЫШЕ ПЯТЬДЕСЯТИ ЛЕТ ОТ РОДУ, А ТАКЖЕ ГОСПОД, ПОСЕЩАЮЩИХ ПОРТАЛЫ БЕЗ ВОЗМОЖНОСТИ ПУБЛИКАЦИИ РИСУНКОВ
Бадминтон
Не на празднике на спортивном,
Не на озере Балатон,
На московском дворе примитивном
Б… режутся в бадминтон
И не в хороводе берёзовом
А вопреки всем сопящим волам.
Как мечты голубые в розовом
Меж домами летает волан.
Боже мой! До чего ж красиво
Вот такое знамение времени,
Тома в чём-то палево-сизом,
Роза в чём-то зелёно-сиреневом.
До чего же они благотворные
Эти новые наши традиции!
Будто нет им и Митьки проворного,
Ни отечески доброй милиции.
Ну-ка, девочки, больше рвения,
Пусть ракетки скребут об асфальт.
Плюньте жарче-ка вы на презрение
Всех семейных порядочных Валь!
Плюньте жарче, помадистей, с вымыслом,
Пусть по мордам размажут рукой,
Пусть мужьям их достанется вымыться,
Что с «Вечёркой» приходят домой!
Так летай же волан и вгрызайся
В меж домами квадрат голубой…
А за окнами серая засыпь,
КВН, «Огонёк» да покой…
***
…Щекочет ноздри нежный запах
Листков, собравшихся в тетрадь,
Ты двери хлопотливо запер,
Ну, а зачем? Чего скрывать?
Вот папка, трещинки гребёнкой
на сгибах, с ржавчинкой замок,
И тот же запах, сладкий, тонкий
Бумаг, что выбросить не смог.
Кузины две: тетрадь и папка,
Лежат на письменном столе,
Смочить и выжать что ли тряпку?
Да пыль стереть, пыль долгих лет
храненья - родственника лени,
Всё перебрать и оценить,
Принять логичное решенье:
Старьё такое не хранить.
… Любовь столетнего разлива
К девице с лентой на косе,
Когда ты был уж тем счастливым,
Что эта, эта - не как все?
Ну, а уж если посмотрела…
- О, тренировка женских глаз!-
Какой тут блуд, какое тело,
Не к Ней лепить всю эту грязь.
На то они есть – Про- сти –тут- ки!
С Мазутки, Рощи, вот они
дадут помацать ляжки, грудки
за деньги – только помани…
Да все они «Такие» - бабы,
Училки – сволочи притом.
Нет, не такие…мама, бабка,
ОНА, сестра, других – в притон!
Трясь головою! Вид молочных
желёз с картин он явен так,
Что дыбишь одеяло ночью,
Скрипя кроватью, сердцу в такт.
О, искушенье физкультуры,
Предплечий, бёдер белизна…
Да, помогает «Девки – дуррры!»
Не долго, ведь вокруг весна.
Гормонов бешеные реки
Бушуют где-то там в низу,
Твои натруженные веки,
Их аллергийный вечный зуд.
И чих без перерывов, комья
В кармане высохших платков,
Кто это был? О да, о ком я?
О ком, бишь, я? Мой бог, о ком?
Приврал чуть-чуть, причуды жанра,
Не так всё было и не здесь,
Но минул век, хотя недавно,
И мальчик был, да вышел весь.
Он всё познал, руками, мозгом
То - целиком, а то – на треть,
Разлуки принял злые розги
И плесневелый пряник встреч.
Любви подъезды, кухни, залы -
Все на себе он ощутил,
И вкус души, и плоти запах:
Набор хотений для мужчин.
И лишь тщеславье обладанья
Ему познать не довелось,
Так получилось: оба зданья
состроились без туч и гроз.
Ещё и ревности уколы,
Он не изведал, почему?
Да нрав, до дурости весёлый,
Мешал Отелло стать ему.
Сложил он цену камасутрам,
Слиянью вод, контакту кож,
И пустоте, когда на утро
Смешливо ждут, когда уйдёшь.
И лишь спокойствия награду
Он оценить сумел сполна,
Но продолжать не стоит, надо
Уйти в былые времена…
***
Был старый фильм, там Мордюкова
Колхоз тянула, как могла,
Тянула истово, толково,
Но в одиночестве жила.
Не это важно, есть там место,
Когда любви не отхватив,
Она, и блядски, и прелестно
Вещает свой императив.
Герой сидит, простить не может
Себе недейство, смотрит в пол
и слышит: «Ты мужик хороший,
Но, к сожаленью не орёл!»
Вот приговор страшней расстрела!
До смерти будешь вспоминать
Смешок тот грустный, запах тела,
В «козле» райкомовском…
Весна тогда была, сценарный изыск:
Они вдвоём… давай начни!
Как взгляд удава - тела близость,
Лети комарик на ночник!
И расстояния ангстремы
От губ до шеи, рук до плеч,
Ну! Сам в седло! Ну! Ноги в стремя!
В галоп, цунами не перечь!
Но… мальчик в дом зашёл, хозяин
домишка, дали свет, они
«спасибо», кажется, сказали,
И всё! Господь не огранил
тот самоцвет любви случайной
(Да самоцвет и не гранят)
Внизу скомандовали «майна!»
И груз пошёл к земле назад…
Вот страсть-то мазать мысль по древу!
К чему я вспомнил старину?
Сама влетела в мозг из тела,
Гормонам «вспомни-ка», шепнув.
Я попадал в такие бездны,
Когда домыслий вороха,
Как жвачка были бесполезны
В предощущении греха.
Сомнений мудрая изжога,
И пониманье, что обрёл,
Поверьте, стоили немного,
Пред мыслью «Да, ты не орёл!»
Орёл, гербов имперских птица,
Что по не птичьему уму
Вороне даже не годится
в подпушку крыл, так почему
его мы образцом избрали,
Создав холопий сладкий миф,
И даже надвое распяли,
Короной головы накрыв.
«Ты - не орёл!», и отче Сергий,
Презрев и схиму, и клобук,
Ныряет в сласть... лампада меркнет,
И то, зачем он Петербург
покинул сколько лет незнамо,
Оставив там блестящий свет,
Полка бахромчатое знамя,
Дворцов гранёный силуэт,
Клико пузырчатую радость,
Мундира красный отворот,
И тихой матушки отраду:
Его письмо три раза в год.
«Ты не орёл!» и Гумберт Гумберт
(Вот уж и имечко, Бог мой),
Осознавая, что он умер.
Пижамный луб срывает свой.
Чтоб обнажить, как тело липы,
Всё, что впитать готов он влёт:
И прелесть пошлую Лолиты,
И цену страшную её.
И сколько, сколько, сколько, с-к-о-ль-ко
Под это «Да, ты не орёл!»
Ныряли в общежитий койки,
Несытый напружинив ствол!
Вот в этом месте бац - граница,
Шлагбаум, полосатый столб,
… Считаем: всё мне только снится…
Солдатик, крикни: «Кто там? Стой!»
Любезный, ты сначала в воздух,
Но только, братец, не в меня!
Давай, стреляй, пока не поздно,
Мне не сдержать стихоконя!
Попрёт, скакнёт в страну чужую,
Без виз и красных паспортов,
И буду я там тихо жулить,
Чтоб не остаться без порток…
***
Бадминтонистки те уж бабки,
Скорее живы, чем мертвы.
Болеют, мужу ставят банки,
Живой он если, как и вы,
кто текст читает на экране,
На светло-сером полотне.
Не бойтесь, он вас не поранит,
Поранил он лишь сердце мне.
Волан летает над Москвою,
С опушкой белой полушар,
А мне не знать теперь покоя,
Да тем и память хороша…