Моя тёзка и однофамилица, умершая в тот день, когда я родилась?
Меня всю передёрнуло. Я быстро развернулась, перемахнула через заборчик и поспешила обратно. Ноги застревали в сугробах, я спотыкалась, в голове мысли тоже путались одна с другой.
«Это только совпадение, – говорила я сама себе. – Подумаешь, на свете сотни Изабелл и столько же людей по фамилии Конрой. Ничего особенного. Будь там Изабелла, например, Стивенс, умершая в мой день рождения, я бы и внимания не обратила».
Но там была похоронена не Изабелла Стивенс. Когда я уже вышла на центральный пятачок, то заметила торопящегося навстречу доктора – он шёл со стороны средней дорожки. Пойди я по ней – и избежала бы такого тягостного открытия. Не знаю, почему, только оно оставило в моей душе именно неприятный осадок. Лишний раз напомнило о смерти. О том, как близко я находилась к ней всего несколько дней назад.
Арендт с удивлением посмотрел на меня, но пока мы направлялись к карете лишь сказал:
– Извини, что так долго. Ты не замёрзла?
Когда я отрицательно покачала головой, он продолжил:
– Снегом занесло дорожки, быстро добраться не получилось. Сюда приходит мало людей, и я вообще не уверен, что тут есть сторож, который бы следил за порядком. Это же старое, заброшенное кладбище, здесь уже лет двадцать никого не хоронят.
«Вовсе нет, шестнадцать лет назад на нём погребли некую Изабеллу Конрой», – вдруг произнёс мой внутренний голос.
От неожиданности я вздрогнула. Или я схожу с ума, или нужно хорошенько отдохнуть! В тревоге я нащупала сквозь накидку мешочек с волшебными кубиками, который часто носила с собой на шее – один из немногих предметов, оставшихся на память от родителей. Убедившись, что он на месте, мне стало легче.
– Просто вышла размяться, – промямлила я.
– Вот и ладненько, – бодро заявил мой спутник и открыл дверь кареты. – Ещё десять минут, и мы уже будем дома, в тепле.
Экипаж тронулся, а я сидела и не знала, что сделать, чтобы хоть как-то отвлечься и побороть свою нервозность. Только мысли упорно возвращались к тому надгробию с вишнёвым деревом. Наверное, несмотря на плохое освещение, доктор заметил моё состояние, но тактично решил не вмешиваться. Так мы и ехали пару минут молча, пока я не спросила:
– Вы часто приезжаете туда?
– Нет, четыре раза в год – в день рождения и смерти родителей. Ну а Ханна распоряжается, чтобы за могилами ухаживали.
– А сколько людей там похоронено? – непонятно с чего ляпнула я.
– Право, затрудняюсь ответить на данный вопрос, – вымолвил доктор. – Может несколько сотен, может больше.
Несколько сотен. Не очень много для совпадения среди всех существующих имён и фамилий. Но хватит, сколько уже можно о нём думать!
Как раз в этот момент карета заехала во внутренний двор среднего по размеру поместья. Я вышла наружу и чуть не упала – мои ноги отказывались крепко стоять. Словно этого было мало, закружилась голова и потемнело в глазах … Арендт подхватил меня и, опираясь на его сильную руку, я вместе с ним вошла внутрь дома.
Первым навстречу в гостиную, примыкавшую к входу, выбежал Берти – любимец доктора, старый серый пёс породы веймаранер. Это была дружелюбная собака, которая с радостью доверялась любому человеку, кто уделял ей внимание. Следом вышла высокая сухопарая седоволосая женщина с холодным взглядом. Она с удивлением посмотрела на нас.
– Ханна, Изабелла поживёт здесь несколько дней, – объявил ей Драйзер.
Та едва кивнула, но ничего не сказала. Мне же стало ещё хуже – я с трудом различала окружающую обстановку, в голове стоял звон и показалось, что сейчас я умру.
Не помню, каким образом доктор и экономка помогли мне подняться наверх, привели куда-то и уложили на кровать. Так как я была не в состоянии что-либо делать, Ханна сняла с меня верхнюю одежду. Арендт тем временем принёс горькую микстуру и заставил её выпить. Кажется, я спросила, что это, а он вроде бы ответил, что придуманный им напиток, обладающий восстанавливающим действием. Едва я выпила средство, как тут же упала в постель и погрузилась в беспамятство.
Я заснула, но мой сон не был спокойным. Глубины подсознания подсовывали интерпретации недавних событий, и я переживала их, будто всё происходило по-настоящему.
Вот я стою одна на приёме у мэра Туманного города. Рядом кружатся весёлые пары, только ко мне никто не подходит с приглашением и от этого неловко. Задев меня подолом развевающегося платья, мимо провальсировала Ребекка с Гарольдом. Они не отрывали взор друг от друга, над чем-то смеялись и выглядели счастливыми. Как я была рада увидеть молодого человека хотя бы во сне! Скоро танец закончится, я подойду к нему и поговорю. Но нет, вальс продолжался, как и моя пытка.
В противоположном конце зала я заметила Фернана. Он тоже стоял один и когда наши взгляды встретились, мужчина приветственно поднял бокал с шампанским. Пригубив его, чиновник что-то сказал, глядя в мою сторону. Я не умею читать по губам, но те слова поняла безошибочно:
– Тебе ведь мешает Ребекка? Я устраню её, а ты поможешь мне.
В этот миг кузина снова оказалась рядом. Она обернулась, и я в ужасе увидела, что её лицо было обожжено, вместо глаз зияли пустые глазницы. От испуга я непроизвольно закричала и проснулась, резко поднявшись на кровати.
Поначалу я не могла сообразить, где нахожусь. Вокруг темнота. Тусклый свет луны, сочившийся сквозь пару окон, освещал незнакомую комнату, в которой кроме меня никого не было. Даже больше – я не понимала, в каком городе нахожусь. Где Марк и Розамунда?
Приступ паники в одну секунду охватил моё тело. Меня всю затрясло, и я вскочила с постели. Подойдя к окну, я выглянула наружу и наконец-то узнала место. Это же особняк доктора Драйзера, я временно живу здесь, а родители и вся труппа разместилась в санаториуме. Мне стало намного легче.
В полумраке я заметила на столе графин с водой, налила полстакана и выпила залпом. Наверное, у меня начался жар, поэтому я вернулась в кровать и плотно укрылась одеялом, надеясь уснуть. Но? как назло, не спалось, а перед глазами всплывали картинки из предыдущего сновидения.
– Это неправда, – шептала я себе, – я вовсе не желала смерти Ребекки. Ни Гарольд, ни кто-либо другой не стоят такой цены…
С боку на бок я ворочалась в чужой кровати чужого дома. Пыталась отвлечься. Считать овец. Просто лежать и ни о чём не думать. Быстро заснуть не получилось, но спустя некоторое время, измученная, я всё-таки задремала.
Утром я проснулась от тихого стука в дверь. Вставать так не хотелось, поэтому я без зазрения совести осталась в постели.
Как же я удивилась, когда спустя мгновение Ханна вошла в комнату без разрешения. Хотя в прошлые приезды мы мимолётно встречались, теперь я могла рассмотреть её получше. На вид экономке я бы дала около пятидесяти лет, худая словно жердь, с суровым лицом, с седыми собранными в пучок волосами и карими глазами. Короткий нос крючком делал её похожей на сову. Она была одета в узкое коричневое платье, посередине перехваченное поясом.
– Доброе утро, – женщина хмуро бросила фразу стальным голосом и вопросительно уставилась на меня.
– Доброе утро, – пролепетала я в ответ, натянув одеяло до подбородка.
– Пришла сообщить, что через пять минут начинается завтрак, и если ты хорошо себя чувствуешь, то доктор ждёт тебя внизу в столовой. Если нет – я принесу еду сюда.
– Не нужно, – замотала головой я. – Сейчас оденусь и спущусь.
Мне показалось, что Ханна еле слышно фыркнула, затем она резко развернулась и ушла. На ватных ногах, шаркающей походкой я направилась к стулу, где аккуратно висело моё платье и начала одеваться.
Наверное, было около девяти утра. Несмотря на скупое зимнее солнце, я стала разглядывать обстановку.
Отведённую мне комнату нельзя назвать иначе как изысканной. Ах, скорее всего, такой у меня никогда не будет… Мягкая кровать с пышной периной, обитые пастельным шёлком стены, изящный мебельный гарнитур из стола, стульев и софы. Находился здесь и шкаф, за прозрачной дверцей которого битком висели наряды Сильвии. Впрочем, я не смела открыть его. В одном углу стоял ящик с игрушками и куклами, а в другом – фортепиано. Тянуло прикоснуться к его клавишам, однако, следовало идти на завтрак.
Самочувствие по-прежнему было паршивым. Я зашла в ванную комнату, которая примыкала к спальне, и умылась холодной водой. Вернувшись, я заметила тюк с моими вещами, но не смогла найти в нём расчёску. Брать чужую мне не хотелось, из-за чего я худо-бедно сама пригладила длинные волосы и в таком виде стала спускаться вниз.
Во главе стола, рассчитанного на шесть персон, уже сидел доктор Арендт, как всегда с добродушным выражением лица. Я обратила внимание, что несмотря на то, что он дома, мужчина был одет в деловую одежду – серую рубашку и твидовый жилет болотного цвета.
По правую руку от него находился неизвестный мне молодой человек лет двадцати. Шатен с карими глазами, симпатичный, хотя и одетый довольно просто. Единственное, что портило его внешность – коричневое родимое пятно размером с небольшую монету над правой бровью. Кто он? Ведь у Драйзера, насколько знаю, нет сыновей.
Экономка стояла за доктором, словно ожидая распоряжений. Я молча кивнула в знак приветствия и застыла у стола, так как свободное место с приборами обнаружилось лишь по левую руку от хозяина дома.
– Не стесняйся, присаживайся, – жестом показал Арендт. – Ханна, ты можешь подавать завтрак.
Я послушно села, а женщина вышла, очевидно, на кухню. Неожиданно в колени упёрся холодный нос Берти, что заставило меня улыбнуться. Впрочем, улыбка быстро исчезла с моего лица.
– В нашем доме многое регламентировано. В том числе, приём пищи обычно происходит по расписанию, – объяснил доктор, разворачивая на коленях салфетку. – Дисциплина – прежде всего. Таким образом можно избежать потери времени и сконцентрироваться на делах. Организм тоже привыкает к порядку, и стабильность идёт ему только на пользу. Уже два года я работаю в этих стенах, поэтому завтрак у нас в девять, второй завтрак в двенадцать, обед в три часа, а ужин в семь.
– Даже так? – поразилась я.
Постоянно живи я где-то, такие строгие условия меня вряд ли бы обрадовали. Разве можно заранее знать, когда ты проголодаешься? Или зачем есть именно в три часа, если у тебя нет аппетита?
– Как ты сегодня себя чувствуешь? – обеспокоенно спросил Драйзер. – Кстати, почему у тебя перевязана кисть?
– Почти в порядке, – смутилась я. – Что касается руки – когда я выбиралась из горящего дома, то старалась сбить пламя и вот…
– Что ж, – Арендт нахмурил брови, – тогда после завтрака Поль проводит тебя в мою лабораторию, и мы посмотрим, что к чему.
– Поль? – растерялась я. – Кто это?
Мужчина рассмеялся скрипучим смехом:
– Ты не помнишь, что было вчера?
Наморщив лоб, я стала вспоминать. Мы приехали в Лесной город, потом добрались до санаториума, сделали крюк на кладбище, где я увидела могилу Изабеллы Конрой… Вот ведь проклятье! Из-за тревожного воспоминания у меня разыгралась мигрень. Тем не менее никакого Поля я не помнила.
Драйзер, видя моё смятение, указал на юношу напротив:
– Наверное, в твоём состоянии ты не зафиксировала, что я вас представлял. Но ничего страшного, могу и повторить. Познакомься с Полем, он мне как приёмный сын. Ассистирует в моей работе, потому что тоже выбрал медицинское поприще.
Я взглянула на молодого человека – тот мило улыбнулся. В этот момент вернулась Ханна, везя двухъярусный столик на колёсиках. Женщина по одной брала наши тарелки, начиная, естественно, с доктора, затем Поля и заканчивая мной, и накладывала горячую овсяную кашу. Честно говоря, я не любитель подобной пищи, но в нынешнем положении выбирать не приходилось.
Между тем, это оказалось только началом. Собрав верхние тарелки, следом экономка приоткрыла крышку сковородки и разложила нам горячую яичницу из белков и бекона. Причём чуть ли не двойные порции. Я даже представить не могла, как съесть такую гору.
Арендт набросился на еду с аппетитом, торопливо. Поль ел медленно, выбирал отдельные кусочки, плавно орудуя вилкой, словно он находился на приёме в королевском дворце. Я, находясь в чужой обстановке, чувствовала смущение, и еда не особо лезла в рот. Тем более никто не разговаривал, и мне было как-то не по себе принимать пищу в тишине. Тогда я решила прервать молчание:
– Ваша дочь Сильвия теперь живёт в столице? Чем она там занимается?
Доктор резко прекратил есть и посмотрел на меня с неожиданным осуждением:
– Вроде бы ходит на курсы скульптуры, лепит что-то. Впрочем, точно не уверен. Каждый раз, когда вижу её, у девочки новое увлечение. Это у неё наследственное, вся в мать. Но, Изабелла, хочу заметить, что мы здесь не разговариваем во время еды – беседа портит аппетит и вредна для пищеварения. Ты ведь не хочешь получить расстройство желудка, так?
– Так, – смутилась я.
Просто я уже привыкла к тому, что обычно артисты ели большой компанией, обсуждали прошедшие или предстоящие спектакли, наши общие проблемы. А в этом доме обнаружились свои суровые правила, которые мне казались странными. Я взглянула на Поля – он едва улыбнулся краями губ: похоже, его тоже тяготил жёсткий распорядок.
Когда мы доели яичницу, Ханна принесла кофейник и разлила по чашкам ароматный кофе. Он оказался довольно крепким, и я взглядом поискала на столе сливки, чтобы разбавить его, только так и не смогла найти. Наверное, кофе со сливками также здесь под запретом, но я решила не лезть на рожон и не уточнять. К напитку подали горячие тосты, намазанные сверху джемом. Отвыкшая от домашней еды, я с удовольствием проглотила их. Несмотря ни на что, как было приятно находиться в комфортной обстановке даже в гостях, чем путешествовать в фургоне и жить в захудалых гостиницах!
– Тогда ровно в десять жду тебя. Посмотрим, что с твоим здоровьем, – вытирая после трапезы усы салфеткой и поднимаясь из-за стола, объявил доктор. – А мне пока нужно написать несколько писем, чтобы успеть отослать их с курьерской службой.
Он стремительно вышел из столовой. Ханна стала убирать посуду, а мы с Полем смотрели друг на друга, не зная, что сказать. Я уже закончила завтрак, юноша же словно растягивал удовольствие и смаковал кофе вместе с тостами. Мне было неловко находиться в компании чужого человека, поэтому я слегка кивнула ему и поспешно удалилась в отведённую комнату.
Экономка уже заправила постель и распахнула шторы. Я порылась в своих вещах, нашла расчёску, красиво уложила волосы и привела себя в порядок. Но чем мне заниматься целый день? Так и сидеть здесь взаперти?
Заметив в углу комнаты фортепиано, я подскочила к нему. Довольно новое, коричневого цвета, на фронтальной доске была прибита табличка с указанием одной из лучших в Валлории фабрики музыкальных инструментов.
Мои пальцы бережно открыли крышку и с восторгом прикоснулись к чёрно-белым клавишам. Как же давно я не музицировала!
Усевшись поудобнее на стул, я тихонько начала наигрывать первую пришедшую на ум мелодию. Но только я сделала несколько тактов, у меня перед глазами встала картина: я играла эту песню на фортепиано в одном театре во время наших предыдущих гастролей, а Ребекка подпевала мне. В очередной раз я поняла, что мы больше не исполним с ней дуэт. Кузина погибла, и уже никогда не выступит на сцене…
Мне стало трудно дышать. Я сразу же закрыла инструмент и подошла к окну. Немного приоткрыв его, я полной грудью вдыхала морозный воздух. Нужно отвлечься, подумать о чём-то другом.
Передо мной простиралась компактная усадьба доктора Арендта. По всему периметру она была огорожена высоким решётчатым забором. Сам дом располагался в центре участка, рядом примыкали флигели и конюшня. Сад как таковой отсутствовал – лишь клумбы перед парадным входом, остальное занимали невысокие вечнозелёные кустарники. Поместье находилось в окружении таких же по соседству: здесь не увидишь ни хибар бедняков, ни плотно заселённых построек рабочего люда, ни сверхбогатых особняков. Похоже, это идеальный район для тех, кто предпочитает жить в тишине на некотором отдалении от центра города.
Неожиданно раздался лёгкий стук в дверь. Я с удивлением обернулась:
– Входите!
Она медленно распахнулась, и я увидела Поля. Тот нерешительно стоял на пороге:
– Можно войти?
Так как я не ждала гостей, меня разозлила непонятливость парня. Что его привело?
– Да, я же сказала «входите».
Юноша осторожно зашёл в комнату, не пуская рвущегося к нам Берти. Затем медленно переместился ближе ко мне.
– Ведь ещё рано идти к доктору? – недоумевала я, почему Поль пришёл преждевременно.
– Да, – он мягко улыбнулся. – Но я подумал, что могу быть чем-то полезен. К тому же, как видишь, тут практически не с кем общаться. Мы с Арендтом вдвоём, не считая…
– Вроде бы мне пока ничего не нужно, – перебила я, всё ещё недовольная его незапланированным визитом. – Труппа уже много лет приезжает сюда, почему я не встречала тебя раньше?
Поль оживился тем, что у нас нашлась тема для разговора, и присел на стул. Он не знал, куда деть свои руки и наконец просто положил их на колени.
– Я живу тут только год, до этого учился в столице. Хотя всё началось ещё раньше.
Парень замолк. Мне стало любопытно, я подошла поближе и села за стол напротив него.
– Мой отец, – он поперхнулся, но сразу же продолжил, – умер три года назад, когда мне было семнадцать. Доктор Арендт, будучи его лучшим другом, вызвался стать опекуном. Он решал все финансовые и прочие вопросы после смерти отца. Даже жил некоторое время в нашем доме в Столичном городе, чтобы я находился под присмотром. Драйзер считал, что я должен заниматься медициной и поспособствовал поступлению в колледж. Когда наступило моё восемнадцатилетие, он оставил меня и вернулся сюда.
– Так тебе нравилась медицина или ты делал, что скажут? – поинтересовалась я, так как вопрос выбора будущего занятия стоял для меня очень остро.
– Не скажу, что сильно мечтал быть врачом, – задумался Поль. – Но и тогда, и сейчас мне импонирует в медицине то, что я могу приносить пользу. Когда после лечения пациенты приходят к тебе с благодарностью – это дорогого стоит.
– Разве ты кого-то лечишь? – недоверчиво уточнила я.
– Ещё нет, – признал юноша. – Год назад я экстерном закончил курс колледжа и хотел бы продолжать обучение в университете. Но опекун решил, что я достигну гораздо большего, если буду работать его ассистентом, поэтому позвал меня сюда помогать ему и я согласился.
– Как я поняла, доктор оставил пост главного врача Лесного города, даже передал управление санаториума другим людям. Он ведёт частную практику дома?
– Не совсем, – замялся Поль. – Скорее занимается исследовательской работой.
Я плохо разбиралась во всех этих скучных медицинских премудростях и не знала, о чём ещё его можно спросить. Хотя ведь можно поговорить о всяких пустяках.
– Что ты делаешь в свободное время?
– У нас его почти нет, – улыбнулся молодой человек. – Живём по чёткому распорядку – еда, работа, перерыв на отдых. Всего один день в неделю остаётся для себя, да и тот проходит однообразно. В Лесном городе нет ни театра, ни клубов по интересам. У меня появилось несколько приятелей, но... Может, я просто привык к столице, где вырос, где всё осталось, в том числе, друзья детства и поэтому никак не адаптируюсь здесь.
– Ох, жил бы ты моей жизнью, – весело заметила я. – Тут уж точно скучать некогда – то едем по кочкам и ухабам, в холод и зной, в дождь и снег, то выступаем, где придётся и у нас даже выходного нет.
– Да, – согласился Поль, – с трудом могу представить ваш странствующий образ жизни. Ты, наверное, много всего видела?
– Ещё бы! – воскликнула я. – Где мы только ни были…
– Расскажи что-нибудь о вашем театре, – оживился он. – И что за пожар произошёл недавно?
– Но не пора ли нам идти? – строго спросила я, так как в нашей беседе время пролетело незаметно. – Доктор очень требователен и ценит пунктуальность.
– Ты права, – расстроился Поль. – Пойдём, я провожу тебя в лабораторию.
Мы спустились на первый этаж и прошли в другую часть здания, до конца по длинному тёмному коридору. Массивная дверь вела в среднее по размеру помещение, которое из-за наличия трёх огромных окон прекрасно освещалось солнцем. Впрочем, от меня не укрылся тот факт, что все они были защищены прочными решётками.
Лаборатория представляла собой комнату с белыми стенами, где не было ничего лишнего – кушетка, стол с двумя стульями, рядом с ним шкаф с бумагами. Из неё куда-то вела ещё одна узкая закрытая дверь. На стене висели благодарственные письма и дипломы. Посередине же находился стол, больше похожий на операционный, но предметов для проведения хирургических манипуляций рядом не наблюдалось. В дальнем углу я обнаружила несколько, судя по силуэту, человеческих манекенов, накрытых тёмной тканью. К чему они здесь?
Из-за неизвестности, что сейчас будет происходить, я чувствовала неприятное волнение. Доктор Арендт сидел за столом и читал рукописный журнал. Он приподнялся и жестом пригласил меня сесть на стул около него. Мужчина подошёл ко мне и уже было начал пристально разглядывать мои зрачки, как обратил внимание на Поля, который оставался в лаборатории.
– Ты можешь быть полчаса свободен, – обратился он к нему.
– Возможно, я как-то… – робко возразил юноша.
– Не думаю, – резко оборвал его Арендт и сурово взглянул на ассистента.
Полю пришлось развернуться и выйти из комнаты. Тем временем доктор принялся за меня – не только рассмотрел зрачки, но и проверил пульс, состояние зубов, даже попросил пройтись и наблюдал за моей походкой. Затем он стал писать в новой тетрадке.
– Да, – параллельно отметил Арендт, – ты – первый пациент за пять лет. Давненько я не занимался частной практикой.
– А что случилось? – простодушно спросила я. – Вы же были главным врачом Лесного города. Такая ответственная должность. Или вас…
Тут я поняла, что могла сказать что-то обидное для него, но было поздно. Когда уже я начну сначала думать, а потом говорить?
– …или меня уволили? – Драйзер поднял глаза и ласково прищурился. – Нет, до такого бы не дошло. Я пользовался доверием и уважением горожан и властей. Просто настал момент, когда я достиг максимума и решил двигаться дальше. Я знал, что местный климат обладает целебным действием и организовал санаториум. Это было новаторским делом, первое подобное заведение во всей Валлории. Когда и оно смогло функционировать без моего участия, я оставил его на попечение своей ученицы, той самой Флоры Делл, а сам вот занимаюсь медицинскими изысканиями.
Доктор снова вернулся к записям. Какой же он труженик!
У меня есть странная привычка характеризовать знакомых людей растениями: женщин – цветами, мужчин – деревьями. В моём ботаническом мире Арендт был лиственницей – растением прочным, высоким, долгоживущим, ветро- и морозоустойчивым, способным противостоять неблагоприятным условиям и атаке грызунов. По совпадению, много этих хвойных деревьев росло в окружении Лесного города.
– И в чём они заключаются? – я захотела узнать, над чем он конкретно работает.
– Не уверен, что тебе это будет интересно, – сухо заметил мужчина, не отрываясь от письма. – Думаю, ещё не помешает изучить твою мочу…
– Ой, – испугалась я. – Может, не стоит?
Он хмыкнул, но спустя мгновение посмотрел на мою ладонь, которую я теперь инстинктивно прятала за спину, отложил перо и сказал:
– Ну-ка покажи.
Нехотя я протянула ему забинтованную кисть. Драйзер начал аккуратно разматывать материю. Когда же он снял её полностью, нам в нос бросился прелый запах, и мужчина ужаснулся:
– Кошмар! Ты разве не показывалась врачу?
– Нет. Надеялась, что оно само заживёт, – честно призналась я. – Ведь чувствую себя относительно терпимо. Мне принесли какую-то мазь, и я пользуюсь ею. Время от времени.
– Само заживёт! Ты с ума сошла? – доктор аж подпрыгнул от возмущения. – Мало того, что ты не думаешь об эстетическом виде, так тебе ещё и наплевать на здоровье. Без должной обработки ты можешь получить заражение, а потом и некроз кожи! Хочешь без руки остаться?
Ошеломлённая, я смотрела на него и, запинаясь, произнесла:
– Просто мне казалось, что это не так серьёзно.
И в самом деле, в тот момент мы переживали гибель Ребекки, а я к тому же грустила по Гарольду и едва обращала внимание на свою рану. Но сейчас, взглянув на повреждённую кисть, я вся задрожала, представив, что могу лишиться её.
– Это просто бардак какой-то, – возмутился мужчина. – Ты-то – ладно, о чём думали твои родители?!
Он быстро подскочил к узкой двери, вытащил из кармана связку ключей и начал открывать замки. Затем доктор исчез в комнатушке, и я лишь слышала, как он гремел там склянками.
Меня заколотило от страха. Почему мои несчастья продолжаются, почему всё не может быть хорошо, как прежде? Чем я заслужила это?
Не в силах сдерживаться, я заплакала. Одна, здесь в медицинском кабинете, после того как на меня накричал доктор Арендт, с этим дурацким ожогом, без Гарольда. Я уронила голову на руки, лежащие на столе, и разрыдалась уже вовсю.
– Ну, довольно слёз, – вернулся ко мне мужчина, сменивший гнев на милость.
Он принёс ватку и баночку со спиртом, осторожно взял мою кисть и стал протирать её. Я же боялась даже смотреть в его сторону.
– Сейчас я всё обработаю и смажу подходящим препаратом. Учти, в ближайшие дни нужно делать перевязки утром и вечером. Заживать будет долго, возможно, останется шрам, но ты избежишь гангрены.
Несмотря на его оптимистичные уверения, я была не в силах прервать поток слёз. Доктор ласково поддерживал меня и старался успокоить. Только я не могла остановиться.
– Так, вижу, тут совсем запущенный случай, – покачивая головой, заявил Арендт и достал из шкафа высокую узкую бутыль с резким кислым запахом.
– Что это? – я подняла заплаканные глаза, когда мужчина налил мутную жидкость и протянул мне. – От ожога?
– Конечно, нет, – улыбнулся доктор. – Седативное средство. Оно тебе необходимо.
Не вдаваясь в подробности, я выпила предложенный напиток. На вкус он напоминал мятный чай.
– Теперь сделай глубокий вдох и выдох, – Арендт управлял мной.
Я послушно выполняла его указания, и мне полегчало. Доктор тем временем ещё раз осмотрел подсохшую рану и аккуратно стал смазывать её края белой мазью.
– А как вообще твоё психическое состояние? – ненароком спросил он.
– Что вы имеете в виду? – смутилась я.
– У тебя случаются подобные исте…, – хозяин дома осёкся, – подобные рыдания? Как спишь по ночам? Чувствуешь ли внезапный жар или озноб?
– Не помню, – растерялась я. – Вроде, нет.
– Потому что после того, что ты пережила, налицо явно признаки нервного расстройства, – резюмировал доктор. – Иначе ничем другим объяснить это не могу. Хотя есть ещё одна причина…
Он взглянул на меня и лукаво прищурился. Моё же внимание сконцентрировалось на небольшом жжении от мази.
– Вы о чём? – не догадывалась я.
– Девушки твоего возраста остро реагируют, плачут из-за любовных переживаний, – заметил мужчина, продолжая обрабатывать рану.
– Да, есть немного, – вдруг призналась я. – Только тут плачь, не плачь, ничего не поможет.
– Это почему же? – поинтересовался Арендт. – Можно осуществить любое дело, если составить грамотный план и последовательно его выполнять.
– Я – артистка бродячего театра, а он – столичный следователь. Мы недавно познакомились в Туманном городе и даже толком не успели попрощаться.
– И у тебя к нему прям уж сильные чувства? – уточнил доктор, закончив манипуляцию и закрывая склянку с мазью.
– Да, – бесхитростно подтвердила я.
– А у него к тебе? – Арендт начал перевязывать мою ладонь новеньким бинтом.
– Не знаю. У нас было мало времени для общения, всего три дня.
– Три дня? – мужчина опять подпрыгнул на месте. – Изабелла, ты не перестаёшь меня удивлять. Как так можно?
Он неодобрительно сжал губы и отнёс лекарства обратно в маленькую комнатку. Я же у себя в кармане носовой платок и высморкалась.
– Три дня, – недоумённо повторил доктор, вернувшись через мгновение. – Беспечная юность! Хотя… Я и сам был такой. Дорогуша, в подобных делах нужно всё тщательно взвешивать.
– О чём вы? – я непонимающе посмотрела на него.
Арендт подошёл к окну и повернулся спиной. То ли он не хотел смотреть мне в глаза, то ли действительно рассматривал густой, падающий хлопьями, снег.
– Да о своём браке, – грустно сказал мужчина, обернувшись и начав ходить по комнате.
– Мне казалось, у вас счастливая семья, – еле слышно произнесла я.
– Да, но потому, что мы живём в разных городах, видимся лишь в случае крайней необходимости и предупреждаем друг друга о визитах заранее, – объяснил доктор. – А ведь как всё начиналось…
Тут он вздохнул. Потом, покачав головой, Арендт зачем-то застегнул верхнюю расстёгнутую пуговицу жилета.
– Расскажите, пожалуйста, – попросила я.
Драйзер улыбнулся:
– Хорошо, так и быть. Только с условием, что ты возьмёшь этот опыт на вооружение и не повторишь моих ошибок.
В свои двадцать четыре года перед окончанием лечебного факультета я проходил финальную практику в столичной больнице. Всё шло отлично. Я был на курсе одним из лучших, в медицине видел своё единственное призвание. После стажировки намеревался вернуться для работы сюда, в родовое поместье Лесного города. О семье особо и не помышлял, думал, успеется: моим главным устремлением являлась карьера.
Однажды летним днём я совершал предобеденный моцион вдоль реки, благо, режим работы позволял это. Впереди я заметил, что служащие собираются реконструировать ограждение набережной: сняли старую ограду и поставили временную. Как же я изумился, когда увидел, что на полной скорости один экипаж, лошади которого, очевидно, понесли, прорвал хлипкое сооружение и с возвышения рухнул в воду!
Я быстро побежал к месту крушения. Ошеломлённый пожилой кучер уже отчаянно грёб к берегу. Суша находилась близко, и, скорее всего, бедняга смог бы добраться туда своими силами. Но я расслышал, что он кричал слово «карета». В ту же секунду я догадался, что внутри неё кто-то есть. Не раздумывая, я на ходу сбросил туфли, верхнюю одежду и бросился в воду. Задержав дыхание, я нырнул туда, где видел повозку в последний раз.
К счастью, там было неглубоко и довольно прозрачно. Добравшись до кареты, я обнаружил, как кто-то отчаянно бьётся и не может открыть дверь, потому что ту заклинило. У меня тоже не получалось её отворить. А ведь время уходило! Пришлось вынырнуть на поверхность и, вдохнув по максимуму, предпринять последнюю попытку. Сейчас я понимаю, что на нашей стороне оказался небольшой воздушный мешок, образовавшийся внутри. Но тогда я этого не знал и в отчаянье снова стал дёргать дверцу.
Наконец, она поддалась. Я выхватил безвольное тело и вынырнул с ним наверх. Мельком я разглядел, что это девушка. Кое как я дотащил её до берега. Она нахлебалась воды и поэтому вдобавок мне пришлось откачивать бедняжку. С той задачей, будучи врачом, я справился гораздо быстрее.
Потом жертву происшествия вместе с кучером отвезли в больницу, где я работал, и там она уже окончательно пришла в себя. Моя спасённая оказалась прелестным двадцатилетним созданием, белокурая, с голубыми глазами. И, к тому же, из высшего общества – дочь одного из прокуроров Столичного города. Все вокруг только о нас и говорили, её отец со слезами благодарил меня. И я не мог не навещать девушку, пока она оставалась пару дней в лечебном учреждении под присмотром.
Что тогда произошло с нами – непонятно. Солнечный удар, лунное затмение или общественное мнение сыграло свою роль? Мы считали, что та случайность не случайна, что это знак. Думали, что жить не можем друг без друга. Спустя пару месяцев закончилась моя практика, и мне было нужно возвращаться сюда, как я и обещал отцу. Мы не сомневались, что не переживём разлуку и свадьба казалась единственным правильным решением. Анабель даже с радостью хотела для разнообразия переехать в глушь после всего того светского напыщенного блеска, который окружал её в столице. Но, увы, почти сразу после начала совместной жизни, мы поняли, что наши взгляды на вещи различаются, а характеры несовместимы.
А так как разводы в Валлории не разрешены, спустя годы мы пришли к единогласному мнению, что лучше жить раздельно. И в этом секрет нашего семейного счастья. Так что, милая Изабелла, убедись, что цели и миропонимание у претендента на твоё сердце близки тебе, пройди с ним через огонь и воду, а потом уже влюбляйся. Иначе, поддаваясь эмоциям, ты гарантируешь себе проблемы на всю жизнь.
Я слушала его с неподдельным интересом. Невероятно, что за ширмой внешне благополучного человека, успешного во многих областях, оказалась семейная драма, которая каждый день напоминала ему о поспешном решении.
– Но как я могу убедиться? – залепетала я. – Мы не можем даже увидеться…
– Как его зовут? Где работает? Возраст? – деловито спросил Арендт.
– Гарольд Грин, следователь из столичного департамента Министерства юстиции. Возраст, наверное, около двадцати шести лет.
– Нерешаемых вопросов не бывает, – самодовольно заявил доктор. – Нужен лишь хороший план и хорошее исполнение.
– Вам легко говорить, – горько усмехнулась я. – Вы – солидный обеспеченный человек, с опытом, состоявшийся в профессии. А я – девушка, полностью зависимая от родственников, и не имеющая права голоса. Я хочу покинуть театр и жить по-другому, только меня никто не отпустит.
– Да, – нехотя согласился Арендт, – тебе сложнее. Тем не менее трудности нас закаляют. И я готов помочь тебе в этом вопросе.
– Правда? – обрадовалась я.
– Конечно, – усмехнулся в усы доктор. – Первое: мы напишем ему письмо. Точнее, ты напишешь. Спроси про его дела, расскажи о своих эмоциях, впечатлениях, но не дави на него. Пусть послание будет ни о чём. Я часто пользуюсь королевским фельдъегерем, так что письмо по месту его службы доставят быстро. Вы же проведёте здесь неделю, за это время он должен успеть написать ответ, если ты действительно ему дорога. Второе: я наведу о нём справки, у меня остались связи в столице. Таким образом, полученная из двух источников информация покажет нам, что делать дальше и как делать.
– Вы … – я не могла подобрать слов. – Настоящий стратег! Всё расставили по полочкам.
– А то! – усмехнулся Арендт. – Так что жду твоего письма. Чем ещё планируешь сегодня заняться? Не забудь, вечером у нас ужин со всей театральной труппой.
– Трудно сказать, – задумалась я. – Всё-таки я не сильна в эпистолярном жанре. Возможно, и потрачу на это весь день.
– Только, повторюсь, пиши без упрёков, – подсказал доктор. – В девушке должна оставаться лёгкость, ей не следует напрягать мужчину. Хотя ты так юна. Жизнь ещё научит тебя всяким женским штучкам. Я даже знаю одну особу, которая заменила бы тебе целый университет по обольщению. Есть тут у меня одна соседка, Шарлотта. Впрочем, не уверен, что вам стоит знакомиться.
Честно говоря, я не совсем поняла, что он имеет в виду. Однако, взяла на заметку, что общение с ней пошло бы мне на пользу.
– Отлично, тогда договорились, – взмахнул руками Арендт. – Мы и так с тобой задержались. Кстати, если надумаешь куда-либо поехать, например, к парикмахеру или к родственникам в санаториум – мой экипаж в твоём полном распоряжении, сегодня я весь день буду занят дома. Просто подойди к кучеру, его зовут Шарль, и назови место.
На этом я откланялась и отправилась к себе в комнату. В ящичке стола я нашла письменные принадлежности Сильвии. Разложив бумагу и обмакнув перо в чернила, я замерла. Ничего не приходило на ум. Почему я не такая смышлёная, как доктор Арендт? Право, я восхищалась им. Он был не только врачевателем тела, но и врачевателем души. После разговора с ним я вновь поверила, что наше с молодым человеком счастье возможно.
Каким образом начать письмо? «Здравствуйте, Гарольд»? «Дорогой Гарольд»? Я бы много отдала за то, чтобы узнать, что он сейчас делает, успел ли вернуться назад в столицу, вспоминает ли обо мне…
Однако подходящие мысли и слова словно сговорились и напрочь покинули меня. Ничего не писалось. Вот ведь проклятье! Нужно было развеяться.
Я решила пройтись по территории поместья и подышать свежим воздухом. Берти предложил мне составить компанию, и я согласилась. Наклонившись, я потрепала его мягкую серую шкурку, а он радостно смотрел на меня голубыми глазами.
– Хороший мальчик, да? Хочешь погулять? – спрашивала я пёсика.
Берти охотно соглашался со мной, разве что только по-человечески не разговаривал. Как же это здорово – жить в настоящем доме и иметь своего питомца. Мои мечты ограничивались говорящим попугаем. Да и тот не вынес бы постоянной тряски в нашем фургоне и отдал бы концы очень скоро.
Надев накидку, я вышла наружу, не встретив никого по пути. Судя по звукам на кухне, Ханна занималась домашними делами. Поль, очевидно, работал вместе с доктором.
На улице я обошла здание слева. Берти сразу же вероломно забыл про меня и умчался куда-то прочь.
Впереди открылась задняя часть двора – длинное прямоугольное пространство, засаженное, как и фронтальная половина, низкорослым кустарником. Не торопясь, я шла по узкой дорожке, очищенной от сугробов, до забора поместья. Снегопад продолжался, хотя уже и не был таким густым. Какой же чистый и бодрящий воздух в Лесном городе, по сравнению с другими местами!
Даже не помню, о чём я думала, как внезапно услышала через ограду крик с улицы:
– Мэри?
Я встрепенулась, но так как звали явно не меня, то продолжила путь. И пусть любопытство подстёгивало обернуться, я почему-то вопреки ему решила этого не делать. Однако через мгновение возглас повторился.
Теперь я не могла не повернуться, так как не сомневалась, что в утреннем саду больше никого нет. На расстоянии в двадцать метров я увидела высокого красивого мужчину, лет за тридцать, который словно пытался втиснуться через решётку забора. Он пристально смотрел на меня, ничего не говоря. Я застыла в недоумении, потому что не знала его и по-прежнему не являлась никакой Мэри. Тогда незнакомец ринулся в сторону, очевидно, прямо ко входу в усадьбу.
Он выглядел как умалишённый, и я забеспокоилась, хотя потом вспомнила, что главный вход охраняли массивные ворота, и через них так просто не пройти. Но через минуту, когда я шла обратно, мужчина уже бежал по дорожке ко мне навстречу.
Это был стройный голубоглазый шатен. На нём отсутствовал головной убор, а расстёгнутое короткое пальто натолкнуло меня на мысль, что он только что ехал в экипаже.
Когда между нами оставалось около десяти метров, незнакомец замедлил бег. Он остановился, но ещё по инерции сделал несколько маленьких шагов вперёд. Его лицо раскраснелось, волосы взлохматились и судорожно дыша, мужчина, наконец, произнёс сухим голосом:
– Извините, я обознался.
Не успев ничего сказать, я замерла на месте, а он резко развернулся и, чеканя шаг, пошёл обратно. «Ладно, всякое в жизни бывает», – подумала я и отправилась вслед за ним, нарочно замедлив темп.
Возвратившись к парадному входу, я обнаружила постороннюю карету и кучера, распрягавшего пару лошадей. У доктора гости? Но ведь он собирался работать. А на ужине сегодня планировалось присутствие лишь нашей труппы.
Мне пришлось удивиться ещё раз, когда, войдя в гостиную, я увидела, что незнакомец уже отдал Ханне своё пальто и непринуждённо развалился в кресле, запрокинув голову в потолок. Стараясь не шуметь, я прошла к себе в комнату, надеясь продолжить эпистолярные потуги, но все мысли были о только что произошедшем случае.
Кто он? С кем меня перепутал? Я решила откинуть мешающую мне временами стеснительность и лично разобраться во всём. А затем поехать к родителям в санаториум, ведь уже успела соскучиться по ним. Тем более письмо никак не писалось.
Я спустилась вниз и увидела, что мужчина пребывал на прежнем месте. Теперь он расположился с большим комфортом, положив ноги на стеклянный столик. Там же находился, судя по запаху, стакан с глинтвейном. В левой руке он держал дымящуюся сигарету, а в правой – газету «Городской листок».
Кажется, подобное не очень согласовывалась со строгими правилами дома. Всё ещё борясь со смущением, я робко подошла и села на диван напротив. Я на сто процентов была уверена, что мужчина знал о моём присутствии, но он даже не шелохнулся. Тут моя смелость закончилась. Я просто сидела и думала, что делать дальше. Очевидно, этот человек не хотел со мной общаться. Такого обращения я не заслужила! Недовольная тем, как всё вышло, я встала и направилась к выходу, чтобы поехать к родителям.
– Ты подруга Сильвии? – внезапно раздался голос из-за газеты.
Мне пришлось развернуться. Неужели незнакомец удостоил меня своим вниманием? Он опустил издание, и я заметила, что мужчина выглядел гораздо спокойнее. Однако, манер ему, как ни крути, недоставало.
– Нет, – кратко ответила я, не вдаваясь в подробности.
Наступила пауза. Видимо, красавец начал обдумывать другие варианты, кто я. Мне же было всё равно, кем является он: я принципиально решила не задавать ему вопросов. По крайней мере, я старалась делать безразличный вид – с любопытством трудно бороться.
– Ладно, тогда кто ты? – с раздражением, уродовавшим гармоничные черты его лица, спросил мужчина.
Похоже, он был раздражён тем, что сам не смог найти правильный ответ. Что ж, нужно винить только себя.
– Меня зовут Изабелла Конрой, – с вызовом сказала я и уже собиралась уходить.
– Откуда ты? – неизвестный гость взмахнул рукой вместе с газетой. – Что делаешь в доме?
Мне очень сильно хотелось проигнорировать его и уйти, но я понимала, что таким образом поступлю невежливо, ведь этот человек здесь не случайно? Поэтому я обернулась и беспристрастно заявила:
– Я артистка из «Театра Конрой». Вся труппа остановилась в санаториуме, а доктор Арендт предложил мне пожить тут несколько дней.
– В последнее время у него так некстати появилась привычка путаться со всякими нищебродами, – презрительно заявил мужчина и снова поднял газету для чтения.
Это было уже выше моих сил. Меня много чего тянуло сейчас сделать, но потом я поняла, что таким поступком наврежу и Арендту, и себе, поэтому предпочла быстро и молча удалиться.
Действительно, мои нервны стали давать сбой. Надо попросить у доктора ещё успокоительного средства! С таким намерением я отправилась к нему в лабораторию, в которой вовсю кипела работа и куда заходить в подобные моменты посторонним людям запрещалось. О чём, конечно, я не знала.