О том, как ты уходил
(Свободные формы /
белый и вольный стих)
ты уходил так тихо, что от жужжанья мухи ярость во мне вскипала. и мухобойка где-то пряталась партизаном, а на полу два тапка, стоптанных, полурваных: "все-таки ты - неряха! разве такие дранки можно носить годами, даже не замечая?" думала и искала, чем бы мне муху шлепнуть, злилась еще сильнее, что мухобойки нету, что копошишься долго, тихо и беспристрастно, хоть бы, какое слово, пусть даже будет матом, но нестерпимо бесит пренебреженье молча. я подняла два лаптя, нет, лапти все же краше, в общем, взяла я в руки, то, что давно когда-то, мы называли тапки, в комнату дверь открыла, где паковались вещи, тихо, без склок и шума, словно ложились сами в пузико чемодана. а собиравший это взгляд удивленный бросил и улыбнувшись мило, вынырнул из нирваны и произнес спокойно: "Трогательно, спасибо, эти вот два ошметка вытащил я из тумбы, обувь перебирая, выбросить собирался, только подумал, тапки - все-таки ведь чужие, вдруг и тебе, как память дОроги, раз хранишь их". тут чемодан наевшись, рот свой закрыл беззвучно, руки его схватили и утащили к двери. даже шагов не слышно, мне показалось, только, руки здесь побывали, не было б слов о тапках - не было бы и тела. да, вот настолько тихо, ты уходил, а муха все донимала звоном. я покрутила тапки - чьи они, в самом деле? в памяти покопалась, но не найдя ответа, вышла в просвет прихожей. как наважденье, даже, дверь ты закрыл бесшумно... муха промчалась звуком, прячась в тенях одежды, где-то металась нервно, был и фонарь напрасен. и, разозлившись напрочь, я запустила тапки в дверь, на лету сбив муху. стало настолько тихо, лучше б она летала. села и разрыдалась, страстно себя жалея, жутко тебя ругая, глядя на тельце мухи, ставшее жирной точкой в нашем с тобой романе...