возгордясь, возносим снова,
а Бог
города на пашни
рушит,
мешая Слово…»
(Владимир Маяковский)
Декабрь был сер и уныл. Хотелось праздника. Я вспомнил старую добрую примету, верность которой я испытал неоднократно на собственном печальном и убогом опыте: «Как встретишь Новый год, так его и проведёшь!» И я решил встретить Новый год в обществе Серафима – питерского Сократа, философа бытия, мыслителя факта. Кроме того, я хотел в ночь праздника интересного и хорошего собеседника (таких людей в Питере называют «интересники») да и хотелось задать Серафиму несколько вопросов, которые меня давно мучили – с раннего детства. Приглашать Серафима в гости ныне в Питере считается моветоном, эпатажем, ересью и чуть ли не крамолой. Но наступающий год – год Жёлтой Собаки, а значит и год киников, которые гордятся прозвищем «собаки», а значит и год Серафима – питерского Диогена. «Сей собеседник принесёт мне откровение в новом году!» - так я порешил. Решение пригласить Серафима в гости было необратимым.
Но тут, как говорится, легко сказать. Зная воззрения Серафима на окружающий мир, нужно было подобрать в доме соответствующий интерьер, создать нужную атмосферу, дабы сего философа не обидеть. И подобрать должную компанию, дабы не разразился очередной скандал с далеко идущими последствиями, как для Питера, так и для его богемы. Да, что там говорить, и для России в целом. Ибо Серафим, кроме того, что философ, любомудр и мыслитель, еще и крылатый небожитель, и шаман. А мало, что он может невзначай для России нашаманить.
Прежде всего – атмосфера. Интерьер, то есть. Зная, что Серафим не любит, просто не переносит ничего германского, никакого германофильства, ёлочку я подарил соседям. Они хоть и алкаши и ночные дрельщики, но ёлочку любят. Ставить в доме ёлочки на Новый год и наряжать обычай германский, скандинавский даже. Как воплощение Мирового Древа Иггдрасиль в доме. Серафим этого не любит и даже презирает. И главное – сам то в Питере живёт – в городе германофильском. Тут каждый уважающий себя мещанин нанимает для чад своих гувернантку немку. И то обязательно лютеранского вероисповедания. И детишки распевают на Новый год: «Танненбаум, танненбаум!» Не только на утренниках в садике и школе, но и дома, заглядывая под ёлочку – что там подарили «фатер и муттер» и «герр Питер» - покровитель города, где к мэру обращаются не иначе как «майн герц», где церковь называют «кирхой», а попа «пастором». Серафим просто вечный пловец против течения. И любитель русской старины и обычаев. Я вспомнил старый добрый русский обычай наряжать на новый год мандариновое дерево. Хорошо, что у меня в доме уже вырос мандаринчик дай Боже. Украсил я его маленькими фонариками и колокольчиками и посадил под деревом глиняных игрушечных Лунного Зайца и Лунную Жабу, которые согласно представлений древних русичей приносят детям подарки – зелье вечной молодости и сладости. Потом я подарил собрание сочинений Иоганна Кристофа Фридриха фон Шиллера школьнику Пете с третьего этажа, а портрет Отто фон Бисмарка снял со стены и закинул на чердак. На стене образовалось светлое пятно и пустой гвоздь. Дабы не возникало вопросов я одолжил у соседей портрет Чингиз-хана. Всё. Традиционная русская атмосфера в квартире была создана. Игрушечных Деда Мороза и Снегурочку я просто выбросил. Знаю, что Серафим говорил и не раз, что в старые времена на Руси Дед Мороз - это было божество злое, демон, символ смерти, что приходил и забирал души людей в преисподнюю. И ходила с ним рядом Смерть, одетая в белое – Снеговая Дева. И чтить такие персонажи на Новый год – это накликать беду и святотатствовать. И даже кощунствовать.
Далее – вопрос с гостями. Серафима далеко не все в Питере воспринимают как философа. Кроме того, следует учитывать его религиозные взгляды – не хотелось под Новый год получить вместо подарков мордобой в квартире на религиозной почве. Поэтому пригласил в гости людей из местной богемы – поэтов-символистов с длинными и давно не мытыми жирными волосами и поэтесс-модернисток с хаотической причёской, с волосами, крашенными в зелёный цвет и прочие ядовитые оттенки, длинными ногтями, покрытыми чёрным лаком и с губами в помаде такого же цвета. Эта публика к Серафиму относится терпимо. Даже любит послушать его «нетленку». Но тут я вспомнил, что дамы и мадмуазель из этой публики любят «припудрить носик». Я так и представил умоляющий взгляд поэтессы и феминистки Элеоноры Безбашенной: «А есть чем носик припудрить?» Тут же я побежал в аптеку Николая Рюмина «Капсула», что на Гороховой. Захожу, а там дедушка у кассы:
- Я ветеран труда, вот удостоверение, мне десять грамм кокаина по справке!
- Нету, дедушка, кокаина! Кончился!
Ушёл дед опечален.
- А Вам чего, бабуля? Какой припарки?
- Мне марафету для внучки!
- Нету, бабуля, марафету! Был, да весь вышел! Вот, травки лучше возьмите, индийский каннабис! Сорт «Маша и Ваня».
- Не надо, милок. Мне бы порошочку белого…
- Нету, бабуля! На переиндексации кокаин!
- А вам чего, гражданин хороший? – и пачку резиновых изделий «Де Люкс» тут же достаёт и криво улыбается. Знаем, мол, для чего пришёл…
- Неужто, совсем кокаина нет?
- Нету. Ни в порошке, ни в растворе. Никакого.
Но по глазам вижу – врёт. Припрятал, сволочь. Спекулирует.
Выхожу из аптеки, тут тип какой-то небритый ко мне подходит:
- Есть и нюхнуть, и уколоться…
Я измерил его презрительным взглядом – знаем мы их – подсунут в последний момент вместо кокаина стрептоцид. Летай потом в поднебесье… Думал уже улётных грибов на Троицком рынке купить, но вспомнил про знакомого аптекаря. Побежал на Удельную, в аптеку «Граф Калиостро»:
- Санёк, выручай. Кокаин нужен, хоть немного. Новый год нужно с друзьями встретить.
- Ладно. Для себя приберёг. Раскупили нынче весь. А завозу нового нету. Вот есть баночка колумбийского «Яркое солнце» и флакон венесуэльского «Утро Ориноко».
- Я только колумбийский признаю. Спасибо, друг!
По дороге домой купил бутыль клюквенного соку и коробку конфет «Мишки в лесу» в гастрономе. Приготовил по-быстряку традиционных сладких рисовых колобков. Всё встречать Новый год можно. Хотя по старой русской традиции встречать нужно новый год на мосту, над рекой, дарить знакомым рисовые колобки и говорить, что принёс их Лунный Заяц. Но все обычаи ныне соблюсти просто невозможно.
Гости начали сползаться к семи. Болтали о том о сём попивая клюквенный сок. Дамы отходили «припудрить носик», возвращались весёлыми. Кто читал свои стихи, кто прозу, кто философствовал о «новой эпохе Жёлтого Неба». К восьми появился Серафим. Все просто возликовали и зааплодировали: «С наступающим Вас, Серафим Петрович! Заждались!» Серафим в ответ только виновато улыбался. Все чувствовали, что Серафим выдаст неминуемо Новую Мысль.
Ближе к двенадцати, чувствуя приближения торжества, поэт-символист Родион Раскольников (имеющий глупую привычку у всех знакомых ежедневно спрашивать: «Я тварь дрожащая или право имею?») неожиданно встал и попросил тишины:
- Друзья! Давайте выпьем за Гиперборею! – на его глазах появились слёзы, он давил появившийся в горле ком.
Дамы расплакались, Серафим глубоко вздохнул, и все опрокинули бокалы. На квартиру опустилась жуткая тишина. Поэтесса-феминистка Дарья Подстилкова предложила включить далекогляд, телевизор то есть, и послушать «бом-бом». Все как-то облегчённо вздохнули: не всё так плохо, не погибла ещё Гиперборея, авось воскреснет из небытия. Воскрес Христос, воскреснет и Гиперборея!
По телевизору как раз выступал Краб. Я знал, что вся эта богема – сплошная фронда. Подумал: «Ну, всё, конец празднику! Сейчас телевизор заплюют, потом разобьют на части и выбросят из окна и будут оставшуюся ночь грязно ругаться и выкрикивать из окна слова…» Но нет, пронесло. Хотя на лице у каждого было написано, что лучше бы выступал бы сейчас не Краб, а Устрица или Дельфин. Или на худой конец Морж. Краб философствовал о воде, о сетях, о рыбе, о волнах и течениях. Потом сказал: «С Новым Океаном, граждане!» И сразу: «Бом! Бом!» Тут все дружно заорали: «Сансара! Сансара!» Дамы завизжали, все перевернули в глотку очередной бокал клюквенного сока и закусили морошкой вместо фиников. Потом спели дружно: «Ом мане падме хyм!» раз двести. И после этого обратили все взоры на Серафима: «Просим, просим! Теперь Вам слово!»
Серафим в растерянности оглянулся вокруг, посмотрел молитвенно на портрет Чингиз-хана. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку я решил начать диалог:
- Серафим Петрович! Нам давно хотелось услышать Ваше мнение о деньгах. Говорят, что деньги Вы презираете, называете их бумажками и средствами обмена и не пользуетесь ими из принципа вообще. Только натуральный обмен. Так что такое деньги? Это мировое зло? Или фантазия нашего воспалённого больного сознания? Или пустая абстракция?
- Нет. Лгут люди. Не так я мыслю о деньгах. Не так. Деньги – это святое. Это воплощение Хлеба нашего насущного, который дарит нам Бог днесь. Выбрасывать деньги, это всё равно что выбрасывать хлеб. Тут Хорхе Луис Борхес был прав. Я не пользуюсь деньгами, ибо я грешник, я не достоин касаться этой святой субстанции своими перстами греховными. Деньги я люблю, почитаю и поклоняюсь им, как воплощению Бога на земле. Если бы русские люди любили деньги или хотя бы уважали их, это бы спасло Россию! Да что там Россию! Спасло бы всю Золотую Орду, всю Гиперборею! Но в России деньги не любят… Как вспомню эти разгульные буйства русских купцов, когда они сорили деньгами, били люстры, заливали пианино шампанским, становится грустно и печально. Да что там говорить… Не так давно я убедился, насколько у нас в России не любят деньги. Никто не любит. Зашёл я не так давно в один большой, просто громадный дом. Там было множество людей, сновавших туда-сюда: на первый взгляд бесцельно. Потом вижу – длинные такие бетонные столы, а на них разложены трупы животных, разрезанные или разрубленные на части. И люди подходят и смотрят на них близи. Думаю, что за развлечение такое ужасное придумали наши люди – убивать животных, а потом выставлять их трупы и части их тел на всеобщее обозрение. Ужас какой! А потом смотрю – подходят люди разного возраста и пола и меняют части этих трупов на деньги – отдают деньги и забираю части трупов себе в сумки. Думаю - что же это делается такое! Это как же нужно деньги не любить и ненавидеть их просто, чтобы менять их на трупы животных!!! И зачем им эти трупы? А потом я узнал ужасное! Оказывается, эти люди приносили эти трупы животных домой, нагревали их до высокой температуры, а потом раздвигали свои челюсти – опускали нижнюю челюсть и помешали куски трупов животных в своё ротовое отверстие. Потом двигали челюстями, измельчали эти куски трупов и перемещали измельчённое себе в желудок. Потом выделяли стенками желудка соляную кислоту и пепсин, потом пропускали их через свой кишечник. Потом посещали комнату, где имеются водоотводящие устройства и выпускали остатки этих трупов через отверстие, которое у них имеется в нижней части туловища со спинной стороны! Это же до какого морального падения нужно дойти, чтобы соблюдать такой варварский обычай! Бедная Россия! О, люди, люди… О, времена! О, нравы!
Серафим начал скорбеть и разрыдался. Мы утешали его как могли. За окном залаяла собака. Наступил первый день Нового года…