Здравствуй, милый, я пишу к тебе пусть ты не слышишь, у меня здесь холода и снежность выше, а еще скажу, что мысли - мыши шебуршат, тревожат, кружат, дышат. Здравствуй, ты один, все тот же, в доме пусто, на дорогах гололед и люди, люди, люди. Я хочу сказать тебе, почти искусством, я не верю, что когда - то все забуду. Наметает, будоражит, льется в строчки, как капель нежданно, как пороша. Очень хочется, возможно шоколада, все конечно и, конечно, все возможно. Дни идут, сменяя год от года, срок сезонов и столетий, разве можно. Разве можно, милый, разве можно, разгулялся что-то нынче ветер. И во мне живет сегодня лирик, это странно, страшно. Так бывает. Необычно и нежданно, непривычно, заметает, вьюжит, слепит, заметает. Я проснусь, но это будет завтра, а сегодня дай спросить, ты там не мерзнешь? Ты одет, накормлен ли, обласкан? Молчалив или задумчив может. Впрочем ладно, все пустое, или, или. Льет вода из крана струйкой, верх цинизма. Я просила, я тебя всегда просила не тревожить, что б не говорили. Не входи, не слушай и не верь мне, мои звери изойдутся визгом, плотоядны и коварны звери, есть один лишь выход - им не верить. Те, кто дорог, существуют присно, ныне, кто любил тех нет, одни потери. Мир вращает разум и доверие, чувства в кокон завернулись. Кофе стынет. Раздарила радость, мне не жалко, опустели закрома, забыли, милый. Знаешь, я всегда умела плакать, в одиночестве и что б никто не видел. Холодает, снегопад укроет землю и любовь земная - это роскошь, неподвластна мне. Прости, что не поверил и холодный разум больше мне помощник. Может опыт, может жизнь меня ковала, ум дает малюсенький осадок - детский трепет и ранимость мавра. Впрочем ладно, лучше бы молчала. Твой формат любимый, мой припадок, что слова - они лишь пыль вселенной. Одного я, милый, не сказала, что не первый ты и не последний. Я сниму нательную рубаху, раздевая душу свою здесь. Да, сегодня я готова плакать, во мне сдохла любовь. А4, А5, А6.