Вода.
……………………………………..
Давайте — знаете —
Устроимте карусель
На дереве изучения добра и зла!»
(Владимир Маяковский)
Случилось это одним весенним утром. День начался невесело и ничего хорошего не предвещал. Было сыро, мокро, холодно. Серафим изрядно озяб и промок. Ему бы согреться и обсушиться где-нибудь в дворницкой или в каморке для ветоши, на худой конец, заныкаться бы в подвал сухой, коль ночлежек и приютов для бродяг на его тоскливую душу не хватило. Но где там! Серафим продолжал спокойно созерцать утренний город: дома, окна, собак, людей и машины и дрожать от холода. О чём думал он в то утро – сие так и осталось загадкой. Серафим об этом умалчивает (хотя наверняка помнит), а мне догадаться об этом нет никакой возможности: и ошибиться боюсь и обижать Серафима ложными гипотезами не хочу.
В такой вот день в самый раз пригласить бы Серафима на чашку горячего чая, отогреть бы его на кухне совкового стиля, угостить бы пряником и конфеткой «Тузик», завести разговор о Сенеке и Марке Аврелии. Но я во время утреннего моциона – прогулки размышлений Серафима не встретил. А другие жители Питера об этом ритуале и давнем обычае позабыли (а зря!).
Так бы Серафим и провёл бы утреннее время в созерцательности, но к нему подошёл молодой человек. Ничего удивительно в этом нет. К Вам, небось, тоже молодые люди подходили и не раз с вопросами разными. А тут Серафим – как же его не спросить, его – Диогена улиц, коль вопросы мучают разные. Вот юноша к нему и обратился:
- Уважаемый философ! Серафим Петрович! Подскажите мне пожалуйста, дайте мне наставления в поисках моих! Вопрос к Вам у меня есть!
- Спрашивайте, молодой человек, спрашивайте! На вопрос ответить – это я всегда готов. Я же не Сократ, что только задавать вопросы был горазд. Я и отвечать на вопросы умею.
- Скажите, мудрый человек, как и где мне счастье найти? Ищу вот давно. А найти не могу. Всё вроде у меня бы есть. И деньги есть, и вещи разные, и друзья и подружки, и Родина у меня большая, и правительство хорошее, а счастья нет. Подскажите путь.
- Как же я могу указать путь к тому, чего не существует? Как я могу сказать, где оно, если его нет в мире этом? Напрасны Ваши поиски. Нет никакого счастья – всё это выдумки. Не бывает и не может быть. И радости не бывает. Жизнь – это страдание. Человек рождается в страданиях и умирает страдая. И жизнь – это сплошная боль, утраты, потери и страдания. Я страдаю – значить я существую. Радость и счастье – это иллюзии. Выдумали, чтобы людей хоть как то утешить. А зря выдумали. Бывают краткие мгновения отсутствия страданий – люди думают: вот оно счастье! А через миг опять мучения бытия. И то, что раньше воспринималось как радость, уже обыденная привычная серость. Нет в жизни счастья! Нет, и не может быть!
- Так в чём же тогда смысл жизни?
- А в жизни нет смысла! Жизнь человеческая бессмысленна! Точнее смысл жизни в том, чтобы понять, что в жизни нет смысла.
- И где же тогда выход из этого кошмара бытия, из этого мира вечных страданий? Где он?
- Небытие. Вот оно – вечное блаженство, вечный покой – небытие. Там нет страданий, нет разочарований и утрат. Угасание души в абсолютной пустоте вечного Ничто.
Молодой человек услышав это, умолк. Потом пошёл вдоль набережной, взошёл на мост – на самую его середину, залез на поручни и моста и бросился головой вниз в тёмные и холодные воды Невы – буль! Только круги разошлись на воде. А потом река вновь затихла и продолжила нести свои воды в море. Прохожие, наблюдавшие сию картину, думали, что молодой человек вынырнет. Но мысль эта была ошибочной. Он не вынырнул и исчез в глубинах реки. Потом его искал водолаз. Есть такая профессия у людей – лазить в глубину воды и смотреть, что там есть и при возможности увиденное из воды на воздух доставать. При этом водолазы дышат воздухом через трубку. Потому что водой человек дышать не может. Человек это совсем не рыба. Так вот, водолаз в реку в том месте погружался, но молодого человека, точнее его тела там не нашёл. Совсем уже все думали, что унесло его в Финский залив и далее в море Балтийское, и съела его рыба килькой называемая, и продолжило тело сиё вечный круговорот атомов по консервным банкам и никто тело сиё не найдёт. Но на третий день тело всплыло. Видать зацепилось на дне за что то – или за старый ржавый велосипед или за ещё какую-то ненужную вещь, которую кто-то в реку бросил, мы этого не знаем. Но, потом отцепилось и всплыло. У некоторых прохожих были надежды, что молодой человек на третий день воскреснет. Но тщетны были такие мечтания. Помер тот молодой человек совсем. У иных были мысли, что он будет «самым красивым в мире утопленником», как в рассказе Маркеса. Но и это надежды были напрасными. От долгого пребывания в воде утопленник-самоубивец приобрёл вид неприятный и даже, прямо скажем, ужасный и отвратительный. А как называли этого молодого человека – так этого никто и не узнал. Загадкой это осталось. Не было у него никакой бумажки, или карточки, где бы имя его было бы написано. Свезли его в мервецкую и потом сожгли в крематории. Серафим, узнав об этом, сказал:
- Да не его это сожгли, а оболочку его материальную, своего рода одеяние души. Это всё равно, если бы я куртку свою рваную сжёг, а сказали бы, что я себя сжёг. Глупости. Человек – это дух. А дух утопить или сжечь невозможно. Дух его или слился с бесконечной Пустотой, или живёт в другом теле. А какое имя ему когда-то люди дали и как его называли – это не важно. Важно – достиг ли он вечного блаженства небытия, или вновь страдает. Вот что важно.
Вот какие мудрые наставления даёт иногда Серафим людям.