Я не спою тебе – мой голос груб, И речь полна загробных эвфемизмов. Найдётся ли в Сибири лесоруб, Способный дотянуться до комизма Уйти, не завершив рядить бревно В засаленные идоловы тряпки. И, вправду, ни к чему теперь оно: На озере безрыбьем столько ряби, Что впору не заметить – во хмелю – Когда-то полюбившую, чужую. Я жизни, укорачивая, длю, Сама себя украдкою врачуя. Беспомощна в бесхитростном труде, Ловлю тебя на речи-изувечи. А ты молчишь в неряшливом нигде, Не веруя, запаливая свечи. Я знаю, что нисколько не лгала, В тебе, полуболотном, утопая. Такие вот прошедшие дела… Такая вот, на ложь твою – слепая. Вернёшься? Не вернёшься. Что с того? Не ждать тебя. И в этом – я, лишь в этом. Одна. И ни друзей, и ни врагов. Сама себе – июлящее гетто. Живу за ржавой проволокой, жгу Не письма – их и не было в помине – Кукушку заводную на суку, Стократно повторяющую имя. А ты считай какие-то года, В которые поверишь, уступая. Убью тебя в себе, моя беда, Тупая…