Ближнему нечего и сказать
в час дождливый, когда Казальс
плачет по миру, где гул времён
твой заглушает стон.
Сколько же этих несчастных душ
вздето на крест под названьем "Куш"?
Танец последней травы на косе
мне обещает: все.
"Больше" – не худший на свете знак,
но если каждый думает так,
снова имеешь не то, что хотел,
снова в надеждах – пепл...
Сил нет дальше, и нет – стоять,
есть ли, скажите, дорога вспять?
В сад заменившей собой голизне
мне отвечают: нет.
Только разбив о пустоты лоб,
вдруг понимаешь, что и по гроб
в осень не выбраться через снега
стоптанным в кровь ногам.
В струях, что утекла, воды
в собственные не войти следы,
и незавидны движения шей
глянуть на них вообще.
Видно, придётся осваивать грунт,
мерить, почём же там лиха фунт.
Может и зря я хулил расчёт?
Чёрт его знает.
Чёрт.
---