Сашка родился в срок. В штатном, этапном, физиологическом процессе изгнания плода.
Акушерка Зинаида Ивановна Печкина тотчас после родов сообщила маме Сашки:
- Нормальный мальчик у вас родился, мамаша. И весит сколько надо, и дышит как положено.
- Чудненький, вероятно, - мама Сашки улыбнулась.
- Ребенок как ребенок. Главное, здоровенький, - Зинаида Ивановна поправила колпак и между прочим взглянула на бодрый агитационный плакат следующего содержания: «Тракторы и ясли – двигатели новой деревни. Не забывайте о родильной помощи и консультациях в колхозах и совхозах».
Развивался Сашка…а как развиваются подростки из скромных рабочих семей в тишайшем провинциальном городке? Среднестатистически. Ни звездуль тебе с неба, ни зловонных выгребных ям. Ясли на первом этаже многоквартирной постройки, детский сад с утренними порциями рыбьего жира, школа с глиняным бюстом Ильича в пионерской комнате. Двор. Наивность и пылкость. Азарт и влюбленность. И невыразительное амплуа простачка-недотепы где-то на втором плане…
Впрочем, как и чему быть – ответ риторический. Принципиальный диалог между Богом и Дьяволом на повышенных тонах. Кулачный бой архангелов с сатаной.
«Отчего так? – рассуждал Сашка, уперев взгляд в потолок. – Отчего крокодил даже через много тысяч лет остается крокодилом, а обезьяна, взяв в лапы, к примеру, ну хотя бы велосипедный насос, превращается в меня? Разве можно?»
Или:
«Почему у Петьки Заборова кулаки с молоток и первый разряд по легкой атлетике, а у меня толстые ляжки и, вообще, что за прозвище у меня такое – Жиртрест?»
И неизвестно куда бы завели Сашку мысли, не случись…
Поп был дородным и лохматым. Звали попа отец Андрей.
Появился отец Андрей в жизни у Сашки по приглашению бабушки. Освятил комнаты. Отобедал. Разговорился.
- Ты, Сашка, больше рассуждай. Зачем человеку, к примеру, быть? – поп глядел на Сашку даже сердито.
- А, этооо…, - растянул окончание Сашка, - а почему я толстый, отец Андрей? – Сашка почему-то не испугался угрюмости взгляда.
- Так Бог задумал, - отец Андрей, кряхтя, отхлебнул из алюминиевой кружки вина.
- Разве правильно? – Сашка чуть-чуть обиделся на Бога.
- Задумал и точка.
- А передумать может? – Сашка с отвращением осмотрел свои жирные бока.
- Как просить будешь. И, непременно, для чего уточняй. В чем причина, туды-сюды…а вино, канальи, разбавили!
- В магазине же покупала…душегубы, расхитители социалистического имущества окаянные! - вмешалась бабушка, - а Сашка пусть спортом займется! Глядишь, до олимпийского чемпиона добегается-допрыгается.
- Из картошки капусты не смастеришь, - вздохнул отец Андрей, - кому физическая культура для тела, а кому всю жизнь мозгом мучиться.
- Я лучше мозгом, - быстро согласился Сашка.
Так решил Сашка с благословения отца Андрея выяснить философскую причину быть. Без спорта. После школы служил в крохотной церквушке на окраине города. То псаломщиком, то пономарем. Бил в колокола, чистил светильники и аналои, подносил кадильницы иерею. Монашествовал. Дослужился до иеродиакона. Искал дороги, верил, молился. Истины пока не встретил, но набрел на болезни. То ожирение, то сахарный диабет, то грыжа, то хандра. Часто посещал поликлиники, больницы, реабилитационные центры. Привык. Освоился.
Вот и сейчас поступил Сашка, а ныне отец Александр, в благоустроенную городскую больницу с одышкой, телесными недомоганиями и крепкими сложностями в механике передвижения своего могучего тела.
Был ноябрь. Ветер, смешав городскую пыль, листья и промышленные отходы гудел и выл. Дождь шлифовал тротуары, как поливальная машина. Влажность и ветреность создавали иллюзию жгучего холода. Прохожие кутались в верхние одежды и торопились.
В больнице уже включили центральное отопление и чугунные свежевыкрашенные батареи, нагрев воздух, создавали уют, сухость и доброжелательность. В шестиместной палате воняло солеными огурцами и квашенной капустой.
Отец Александр трапезничал.
- Когда мирская жизнь мелькает за окнами, то нам, грешникам, только и остаётся, что получать удовольствия от мгновений, - философствовал Сашка, глотая огромный кусок докторской колбасы и смахивая с бороды ошметки квашенной капусты.
- А как же чревоугодие? – уточнил слесарь с глубокими корнями Василий, сглатывая слюну.
- Неумеренность и жадность в еде есть смертный грех, так как доводит человека до скотского состояния, - ответил отец Александр, - а ты будь умерен и вкушай без жадности, с расстановкой и без любопытства.
- Вы из-за умеренности так чавкаете, батюшка? – ехидно вмешался в разговор художник-мультипликатор Щегляев, поднимая голову с подушки.
- А ты не ерничай, художник, - спокойно рассудил отец Александр, ухватив сарделькообразными пальцами соленый огурец, - я физиологию удовлетворяю соответственно массе. А так как склонен я к релятивизму и соблюдаю приоритеты целостности и системности, а также в соответствии с физикой считаю, что масса тела величина скалярная и инвариантная, то…
- Что-то я затрудняюсь вас понять, отец Александр, - с трудом сформулировал мысль слесарь Василий, опять же сглатывая слюну.
- Жри и не сомневайся, - буркнул либерал в третьем поколении Викентий, - попы о грехах философствуют, а отчизну просрали.
- Я б и не сомневался. Касаемо пожрать, - художник-мультипликатор сладострастно потер пальцы, - эдак рябчика зажарить, грибочков, зеленого лучка вкусить и водочки соточку шарахнуть!
- У тебя ж панкреатит, художник, - усмехнулся либерал Викентий, - ты же от компота пьянеешь!
- Цыц, - повысил голос отец Александр, - заносчив ты больно, либерал. Имеешь ты, Викентий, такое отрицательное нравственно-этическое качество личности. Гордыня твоими устами говорит. Непознаваем мир через надменность.
- Я, батюшка, отрицаю всеобщий характер принудительности морали. Все моральные догмы ситуационны и условны, - Викентий взъерошил волосы, встал с кровати, и засеменил по палате, - мораль есть субъективное пристрастие к общественной целесообразности.
- А Бог? – повысил голос отец Александр, чаевничая фруктовым пряником, - он принудителен, субъективен или как?
- Бог есть идеологическая общественная принудительность, - воскликнул легко зараженный вирусом гепатита В и ждущий перевода в инфекционное отделение научный сотрудник Петров, - коммунистическая религия не имела себе равных среди прочих. Ленин сиял у коммунистов ярче Христа. И резня в стране поэтому была прокрепше, чем у католиков с гугенотами.
- И где сейчас Ленин? – отец Александр с удовольствием зажевал фруктовый пряник бананом, - любая идеология аморальна, так как порицает свободу. А правда, сын мой Петров там, где живут сердце и душа. В сфере трансцендентальности. В метафизике Аристотеля, с коей и начались серьезные религиозные познания.
- И айфон у вас есть, и планшетником южнокорейским пользуетесь, и «Новости» вылупив глазелки глядите, а за метафизику цепляетесь. Еще и Аристотеля всуе упомянули. Вы б еще первобытную дубину с автоматом «Калашникова» сравнили, - не унимался надменный либерал.
- А я еще и в естествознание верю, что, заметь, Викентий, не противоречит христианству, - отец Андрей потянулся и взял с тумбочки фарфоровую чашку, - налей-ка мне, Вася, чаю. И в холодильник загляни. Ночь впереди. А ночью я, бывает, перекусить люблю.
- И почему столько зла на земле, если правда? – Вася включил электрический чайник и осторожно присел на край батюшкиной кровати.
- А человечество, вероятно, пока зло до дна, до последней капли и даже больше не вылакает, духовно не возродится. Потому Бог смерть и не отменил. Кому вне плоти по статусу надобно переждать, а кому – люто испугаться.
- А вы, батюшка, что в вере то нашли? – художник-мультипликатор Щегляев приподнялся с кровати.
- Покой, - усмехнулся отец Александр, - мне бы только от хандры избавиться. А то больницы храм заменили, Господи прости...
В туже ноябрьскую ночь, на тридцать седьмом году жизни, отдал, Сашка, Богу душу.
Дребезжание железной каталки из морга разбудило спящих мужиков…
Москва 2017 г.