В трёх шагах от старой синагоги сохнет по апрелю апельсин. Сплин гоняет осень по дорогам. Алленби, шумящий Тель-Авив день и ночь привычно суетливы. В детстве в осень снился странный сон: круг гончарный, глина, шёпот ивы, Куны голубятня, патефон хрипло заикается Высоцким, глина идеальна для греха, женщина в руках из глины сохнет… - Ингеле, вставай,- издалека бабушка… Большая синагога, зайчик обживает край стола. Солнечный. В кафе. Возможно, б-га видел утром. Память догола раздевает стынущий Высоцкий с кинамоном. Сны не пересдашь, вермишель остывшую, по-флотски, Тель-Авиву не всучишь в багаж. Ветхими становятся Заветы в дефиците времени и сил. Ждёт в Ашдоде глупого поэта женщина, которую лепил.