Она дрожала, как осиновый листок, Бледнела, в страхе пряталась под стол, И подвывала тоненьким фальцетом. Я удивлялась, нас ведь всех бомбят, Но все мы как-то держимся при этом. Потом наш офис разбомбили в хлам. Мы с ней пришли к нему, как на работу. Таскали папки, с грязью пополам, Надеялись спасти из нужного хоть что-то. Среди осколков и разбитых стен Бродили в ужасе, лишившись в одночасье Страны, работы, перспектив, участья, Ни планов, ни надежд не получив взамен... В конце-концов, покинув пепелище, Разъехались, простившись кое-как, В обломках этих истины не сыщешь, Ничто не вечно, вечен лишь бардак! А дальше жизнь,под грохот канонады, С реальным ощущеньем пустоты, С сознанием того, что где-то рядом, Готовые убить, враждебные скоты... Мне доводилось ездить по стране, Дела, друзья, моря, командировки, И часто мужики встречались мне, Безликие. Печально и неловко, Все на одно лицо, и смех и грех, А вместо головы - кокосовый орех. Я и теперь их четко представляю, Они стреляют в нас, а я их презираю... Но тот кто нас стравил, тот точно знал, Что мы для них расходный материал... Им всё-равно, что мы не понимаем, Звериной сути скотской их войны. Мы не пришли к ним в дом и убиваем, За нами нет такой немыслимой вины. Мы все здесь замечательные люди, Благополучно рухнувшей страны... Мы как у Купера, мы те, что лучше первых, Последние на проклятой земле, У дикарей не выдержали нервы, Им хочется войны, и сами тонут в зле... Недавно встретила свою трусиху. Везёт коляску, дочке две недели. Я обалдела! А не вы ли, дрожали И белугою ревели?! Ответ её немного удивил, Рожаем, не взирая на погоду, Рожаем из последних средств и сил! А не рожали , не было б народу!