Словесной не место кляузе!»
(Владимир Маяковский)
В те годы в нашем доме в коммунальной квартире номер шесть жил Поликарп Матвеевич Жмуриков. Все его называли кто как – кто Поликарпом, кто Поликарпушкой, но никогда по имени и отчеству – не располагал он к такому обращению к себе. Относились к нему по разному. Егор Петрович Сабельников, которого все называли просто дед Егор, хотя он был не очень то и стар, его почему-то не любил. Дело в том, что Поликарп был иждивенцем и вполне это осознавал. А дед Егор иждивенцев очень не любил. Увидев его, тут же восклицал:
- Ты, Поликарп, иждивенец! Вот сообщу - куда следует, заберут тебя под белые ручки и завезут туда, где Макар телят не гонял!
Поликарп в ответ лишь виновато улыбался.
От деда Егора пахло махоркой и соляркой. Его лохматые усы пожелтели от дешёвого курева, а очки были вечно поломаны и замотаны синей изолентой. Иждивенцев он очень не любил. Считал их чуть ли не врагами народа. Иногда он философствовал, стоя на общей кухне в дырявой майке и видавших виды армейских тапочках:
- Иждивенцы – это чуждый элемент нашего социалистического общества! Я так понимаю, либо ты иждивенец, либо ты советский человек. Одно из двух! Советский человек не может быть иждивенцем! Все, понимаешь, коммунизм строят, а он и в ус не дует! Видали мы таких!
Соседи только вздыхали в ответ и продолжали свою скучную возню с кастрюлями.
Больше чем иждивенцев дед Егор не любил только хулиганов. Он нутром чуял, что слово это иноземное и был убеждён, что все хулиганы были американскими шпионами. Хулигана он представлял так: длинные волосы, потёртые джинсы, ежедневно слушает «Битлз» и играет на саксофоне. А от саксофона до ножа один шаг – сегодня он играет джаз, а завтра родину продаст. На тему хулиганов он тоже излагал ежедневные филиппики в пространство, достойные таланта Демосфена: «Лучше уж быть пидoрoм, чем хулиганом! Я бы всех, кто в джинсах ходит – на Колыму бы отправил!» К счастью, у нас в доме не было ни одного хулигана. Частенько под окнами бывали мордобои и крики, но дед Егор их хулиганами не считал и называл ласково «драчунами». Как выглядит саксофон дед Егор, естественно, не знал, но представлял его как некий гибрид самогонного аппарата и пулемёта.
Остальные соседи к Поликарпу относились снисходительно. А баба Фёкла в нём вообще души не чаяла и называла всегда ласково, а иногда говорила даже «сынок». Дело в том, что Поликарп любил стоять в очередях. Идёт, бывало, по улице, наблюдает деревья и воробьёв, увидит очередь за хлебом или за колбасой, или за сахаром – сразу пристроится. Даже если просто очередь – неизвестно за чем – тут же занимает. А тут бабка Фёкла где не возьмись:
- Ты, что Поликарпушка, очередь занял? А что дают то?
- А буй его знает, Фёкла Ивановна, что будут давать. Я вот занял на всякий случай.
Бабка Фёкла вопросительно смотрела на лица граждан. Все пожимали плечами: а xyли, стоим, что будут давать то и возьмём. Тогда бабка Фёкла, призадумавшись на минуту, говорила:
- Ты вот что, Поликарпушка, я тебе трёшник дам, а ты купи, что давать будут.
И тут же начинала доставать свой помятый трёшник. Она его прятала в носки или в чулки – чтобы не украли. Тут же начинала разуваться, снимать чулки или носки соответственно и искать свои зелёные три рубля. Носки и чулки она никогда не стирала, так что вонь при этом доносилась такая, что граждане затыкали носы и возмущались: "Да нельзя же так при людях то!" Кроме того во время этой процедуры она, так сказать, помахивала юбкой и «благоухания» доносились при этом ещё те. Баба Фёкла последний раз ходила в баню в январе 1968 года по случаю находки в подворотне бруска стирального была.
На возмущения граждан бабка Фёкла тут же возражала:
- А что? Нынче то воры такие, ото всюду достанут! Прятать от воров денюжку нужно! В чулках самое надёжное место!
И доставала помятую трёшку и вручала Поликарпу. Пенсия у бабы Фёклы была 12 рублей. Ей всегда давали пенсию четырьмя помятыми «трюльниками». Но вот в чём парадокс – помятую трёшку она доставала из носков каждый день – явно получалось больше 12 рублей в месяц. Возникли даже легенды об этом. Одни говорили, что бабка Фёкла ведьма, и что трёшники у неё в носках сами по себе возникают – колдовство, мол. Другие говорили, что у бабы Фёклы в комнате мешок с деньгами есть. Из него она каждый день достаёт по трёшке и в носки прячет. Обеим слухам верили одновременно. Серёга – местный пэтэушник даже как то предложил Поликарпу: «А давай бабу Фёклу топором зарубим, а мешок с деньгами заберём. А коли что, скажем, что так и было… Бухать будем!» Если бы Поликарп читал Достоевского, он бы ответил: «Я тебе что – Раскольников что ли? И мы не в Питере живём!» Но Поликарп Достоевского не читал. А когда Достоевского в школе проходили, то он смотрел в окно и думал о семечках и калошах. Поэтому в ответ на это предложение только улыбался.
Купив на трёшник то, что давали, Поликарп всё честно приносил бабе Фёкле – и даже сдачу до последней копейки. Бабка Фёкла за это Поликарпа любила и угощала его - когда чаем, а когда и булочкой.
Один раз только случился непредвиденный казус: после долгих поисков и снимания то одного чулка то другого, бабка Фёкла трёшника не нашла. И тут с ней случилась истерика:
- Ой, украли у меня мои денежки! Ой, украли ироды три рубля то! Христопродавцы! Ой, горе мне! Ой, что же делать то! Ой, люди-люди, ой беда то!
И так причитала она более получаса, а потом, рыдая, поплелась домой. Поликарп всё равно очередь выстоял, а потом, как-то удивлённо озираясь, как бы осознавая, что без денег ему ничего в магазине не дадут, тоже пошёл домой.
На общей кухне он застал деда Егора. Где то в дали тёмного коридора всхлыпывала баба Фёкла: «Ой, три рубля пропало, прямо из трусов, узурпаторы, утащили!»
Дед Егор строго посмотрел на Поликарпа и промолвил голосом пророка:
- Ты почему, Поликарп, иждивенец?
Тут Поликарп вместо того, чтобы виновато улыбнутся, вдруг расправил плечи. Глаза у него блеснули, и он даже не выговорил, а прокричал:
-Да потому, что я Поликарп!!! Вот почему!!!