Сожжен холостяцкий мирок и разрушен огнём на подушке волос твоих рыжих, любовное яблоко с хрустом надкушено, и сок его сладостный брызжет и брызжет.
За окнами вроде бы лето кончается, зашторены окна вторую неделю, вторую неделю плывём и качаемся — слагаем друг друга и заново делим.
Ты яблоко — облако, а тыблако — я, котята слепые, мы жмемся и тычемся, и только сгоревшие губы кровят, в сложении нашем, единственным вычетом.
Цветами кипрея глаза твои светятся, ты облако — яблоко, я тыблако — глыба, и прав Галилей: — она всё-таки вертится, сквозь зыбкое зарево сонных улыбок.