«Была настоящая летняя ночь, звёзды, луна… Мы качались на качелях-лодочках в пустынном ночном парке и заворожённо смотрели друг другу в глаза, опьянённые разбуженным нами ночным ветром и неожиданной близостью наших тел. Её лицо было совсем рядом с моим, я ощущал её дыхание, то затаённое, то частое и глубокое, даже, казалось, слышал биение её сердца, и мне было необъяснимо хорошо, и хотелось качаться и качаться так целую вечность. Призрачный парк тёмной стеной деревьев торжественно приветствовал нас, звёзды качались вместе с нами и долго-долго падали через всё небо, чтобы мы успели загадать все свои желания... Потом мы сочиняли весёлые глупые стихи, небрежно шагая по ночным аллеям, много смеялись и были счастливы…
А через неделю всё рухнуло, словно ничего и не было. И вот сижу один в своей комнате и рассматриваю потолок, словно ищу там ответ на вопрос: что теперь делать? Никогда не думал, что полюблю так сильно! (Какой наив! – улыбаюсь я сегодняшний.) И что теперь? Полная катастрофа, но уже ничего не вернёшь. И мне даже страшно делается за своё будущее. А вдруг я не смогу забыть её? И буду жить с кем-нибудь не по любви, от скуки, из боязни остаться без семьи, без наследника? И буду врать своей жене, что люблю её, и убеждать в этом себя? Так не хочется…»
О, юность, о, эти сладкие грёзы, первые страдания-очарования-разочарования! У меня, оказывается, была тонкая, мечтательная душа поэта, я смотрел на всё сквозь призму высоких чувств, хотя наверняка уже тогда догадывался, что в реальной жизни им отводится гораздо меньше места, чем в романах писателей-романтиков. Я наивно мечтал о большой любви, красивых эмоциях, насыщенной жизни, уносясь в своих фантазиях в заоблачные дали, из которых грешная земля была практически не видна. С прибавлением лет я чувствовал, как безвозвратно что-то теряю, мне было понятно, как это ужасно и скучно – стать взрослым, ведь тогда исчезнет разноцветный, манящий к себе мир, а останется лишь кутерьма дел в мириадах серых и однообразных будней. НЕЦВЕТНЫХ! И всё будет так обыденно и предопределено, так до тошноты правильно; и любые тайны и чудеса будут не завораживать более, а пугать (не дай бог что-то посягнёт на спокойную жизнь у телевизора!). Поэтому чем старше я становился, тем чаще мне хотелось попасть на необитаемый остров и там навсегда остаться ребёнком. Глупо, конечно, но есть подозрение, что если бы это было возможно, такие острова давно оказались бы перенаселены...
И всё же по секрету от неумолимых законов жизни мне, хочется верить, удалось далеко в сердце запрятать заповедный уголок детства, а не переправить его в память, как это сделали многие другие, – во чрево этого всё пожирающего монстра с отрыжкой в виде тоски-ностальгии по прошлому. Я и сейчас ещё частенько бываю в своём тайном, надёжно спрятанном от посторонних глаз романтическом мире грёз, совершенно нереальном, но прекрасном и притягательном, прячусь в нём от сумасшедшей современной жизни, становясь в эти минуты старомодным, сентиментальным, словно законсервированным. И одним из проводников в это чудесное Зазеркалье как раз стал для меня с недавних пор мой старый пожелтевший блокнотик…
P.S. Кафка сотню лет назад написал в своём знаменитом дневнике: «Я больше не брошу дневника. Я должен сохранить себя здесь, ибо только здесь это и удаётся мне». Сейчас не принято вести личные рукописные дневники, в век виртуальных блогов, общения в соцсетях и пр. это кажется каким-то анахронизмом. А жаль. В чём же удастся сохранить себя нам?..