тени на стенах, в окне отражается пламя, что пожирало дрова с изумительным хрустом. граф монте-кристо открыт на рассказе кадрусса, звуки и свет заплетаются в сложный орнамент. перед глазами чернильные пятна роршара, губ шевеленье немое. молитва ли, просьбы? дом оседает в зловещую чёрную осень, что превращала всю мебель в холодные нары. счёт прекратился и чаши застыли. светает. крик петушиный из самого белого детства жемчугом чёрным нанизывает декадентство дома с мансардой и сада с большими цветами. белые шрамы, сквозь листья набит иероглиф, не разобрать, диалект – из разряда забытых, звуки и свет оказались настолько в нём свиты, что довелось отпускать его только на розлив. угли погасли и маятник остановился, словно распяли ручей меж его берегами. только лишь свист перепёлки и хруст под ногами вновь в горловине захлюпал и в дом мой залился…