В тот день ты погиб,
но столичная совесть молчала –
эфир глотку рвал,
разнося теле-радиодрянь.
Холёный изгиб
живота щекотало мочало,
и млел генерал
в дармовой снежнопенности бань.
А где-то в полях
из колосьев пшеничных и маков
сплетала венки
чёрной лентой взрывная волна;
тряслись тополя
(страх всегда и для всех одинаков),
скулили щенки…
Веселилась одна лишь война.
Свирепо рыча,
адский жребий чеканили пушки –
на смертных торгах
только жизнь выставляют на кон!
Слезилась свеча
по тебе; по другим… И в церквушке
невиданный страх
перекашивал лики икон.
КОНСЕРВЫ РЫБНЫЕ
Около месяца трюм забивали сардиной.
Вдвое пульнули фреона. Порвали два трала.
Сто моряков – потребителей адреналина –
сгустками нервов платили за сотню авралов.
Плюс переход перегрузчика – бездна соляры
копотью едкой осядет на лёгких планеты.
На рыбзаводе конвейер капризный и старый –
потом солёным и в денежку выльются сметы.
И как-то в кухне жестянку вдоль надписи «масса»
кто-то консервным ножом в три движенья откроет,
сплюнет на пол, прошипит: «С добавлением масла»,
вывалит в миску небрежно и съест на второе.
Сто моряков трое суток чинили два трала…
* * *
Перед лицом великой цели никакие жертвы не покажутся слишком большими.
Адольф Гитлер
Каждый ребёнок – художник. Трудность в том, чтобы остаться художником, выйдя из детского возраста.
Пабло Пикассо
Я уже умер, но помню ещё… Либенфельса*,
Вагнера, Вену, романсы бродячих цыган,
видео пыток из камер и зычное «Целься!..»
Помню… каким же был славным один мальчуган.
Нет, не мальчишка… Ефрейтор – связной из разведки,
тот, что в планшет запаял четвертинку холста
чтоб рисовать на досуге портреты кокетки –
сердце ещё наполняла собой красота…
Помню… солдат… почтальон… или – канцлер?.. Забылось!
Кажется, он больше всех уважал циркачей,
Но всем пророкам назло, Люциферу на милость,
самых жестоких и страшных затмил палачей.
Он или я… хладнокровно по краешек самый
болью вселенской наполнил земную юдоль?
Я уже умер, но помню напутствие мамы:
«С миром иди в этот мир. Будь смиренным, Адольф…»
Барон фон Либенфельс* – его называли «Предтечей» Третьего рейха