Еле теплится жизнь внутри, посмотри, а ведь мог бы ещё жить и жить, или это только кажется, что мог бы закручивать лихие виражи, распускать свои зубодробительные локти, но даже если только кажется, даже если еле теплится жизнь внутри моего камушка, внутри моего хлебушка, даже если еле-еле тлеет уголёк моей внутренней Карелии, в человеческом естестве, в его первотеле, всё равно, это по сути ничего не меняет, ничегошеньки абсолютно, ибо сердце моё, не то чтобы не камень (камень, конечно), но не рваный, не бутовый.