В Кабуле - жарко - древний минарет качается, рыдает заунывно: Над рынком, над заборами из глины, Над запахом дешёвых сигарет, Над пятнами халатов, над фарси, Над ржавчиной разбитых «барбухаек» - Вздымается по-птичьи, затухает - Гортанной нотой - вторит муэдзин. Над запахом металла и вина, над скрипом арб, меж ласточек проворных, в очередном парадоксальном споре - Встречаемся: вы - неба глубина, Я - талый лёд заоблачных вершин И влага из проточного арыка, Воздушный телом, ожиданьем сытый… Я прибыл. Что скрывать… я согрешил. И - пострадал - стал стеблями травы, ущельями, безвестными камнями. Иду закатным небом вверх ногами - бездомный, беспокойный шурави. Пробита каска. Пустотой виска, Зелёной струйкой утекает в норку Проныра ящерка, на удивленье скоро. Так споро гонит лед с вершин весна... «Лицо» облюбовали сквозняки. Изведали - используют умело - Глазницами свистят, окостенелость Тревожат. Что тут можно изменить? Каре фигур стоящих на доске? Соизмеримо ли?! По высшей связи - Шепните слово… Мне бы - восвояси… Словечко лишь, и тыщей атмосфер Поднимет истонченное «моё», разлитое по кочкам и ложбинкам. Домой, из лампы - волей Алладина Иду на выход…Вдалеке поёт Аллаха и Корана горный край, Беснуется и любит... Ненавидит. "Прости, Афган. Я, искупив обиды, прочь ухожу - окончена игра". Усталым солнцем падает кинжал - убитый вечер изошёл закатом. Пески остыли - из старинной лампы Исходит звёздный джин в сто тысяч жал. Он - раб… От властелина - не сбежать.