А где-то вдали, как прежде, гремят бои...
Отныне ты служишь ангелом для своих.
Отныне ты служишь дьяволом для чужого.
Того, кто пленил свободой — но сделал шаг
В запретное, заповедное, и душа
Скукожилась, ощетинилась: к чёрту шоу!
И стало невмоготу ни молчать, ни петь...
Наверное, он боится тебя теперь,
И даже себя порой — по ночам — боится.
Ты понял, какая сила в твоих словах...
А дальше — куда? И можно ли наплевать
На то, что пигмалионство — сродни убийству?
Рутинное чувство долга — тоска, тоска...
Предчувствие, что закончится вдруг доска —
И чёрной дырой у ног развернётся бездна.
Спасительно одиночество, но скажи,
По силам ли новобранцу такая жизнь,
Где пламенем адским бьётся огонь небесный?
В хрустальные латы он заключён тобой.
Спасённые возвышаются над толпой,
Свою искупая избранность совершенством.
Когда, поднимаясь медленно в полный рост,
Сочувствуешь ренегату, чей путь непрост —
Мутит от натужной фальши его блаженства.
На память остался траурно-скромный цвет,
И всякий храбрец, дающий тебе совет,
Насилу уносит ноги. Пропитан солью
И солнечным светом воздух — дыши, дыши,
Умело лаская звуком нутро души —
Пока для тебя Господь не сыграет соло.