Догорал, как крохотная свечка
В полумраке тлеет на столе;
Шерстяная старая овечка
Прижималась под пальто ко мне.
Женщина озябшая стояла,
Теребя сиреневую шаль,
Кто мы с ней, тогда она не знала,
Женщина - озябшая душа.
Падал снег на крыши и дороги,
На деревьях иней застывал,
И седая старая тревога
Шла к зиме за мною по пятам.
Шерстяная рваная овечка
Потерялась где-то – не найти!
В снег упало звонкое сердечко,
Вьюжной ночью сбив меня с пути.
Сквозь стекло мне виделись гримасы,
Нервные сплетенья тонких рук…
- Говорят, ты – бомж, - сказал бесстрастно,
Дверь захлопнув в ночь, мой старый друг.
Улыбнулась тихо и беспечно
Мне подруга давняя сквозь сон:
- Говорят, ты – тень… Уйди, исчезни!-
Написала крыльями ворон.
…Снегом занесенная избушка,
Кот у печки, крошки на столе,
Шерстяная детская игрушка,
Выцветший от зим и весен плед -
Дух лесной всему хозяин строгий,
Мы с ним коротаем январи,
Не тревожа сон его, к берлоге
Редко прилетают снегири.
Гостем на затерянных тропинках
Не решался быть давно никто:
Видели тут ведьму у калитки –
Женщину в сиреневом пальто.
Поезда
Вновь тысячи вокзалов позади –
Неумолим в слепом побеге поезд.
И тысячи вокзалов впереди.
Конечная - другой сердечный полюс.
Луна разматывает свой клубок,
Свернувшись, как котенок, в лапах ветра,
А город убегает на восток,
Отсчитывая дни и километры.
В висках стучат колеса, и стоим
Мы у окон летящих вдаль вагонов,
А город растворяется, как дым,
В молчании охрипших телефонов.
И цокает назойливо в груди
Бессонной тишины сопровожденье,
И цепь случайных станций впереди
Уходит в небосвод стальным сплетеньем.
От пыли звезд не видно, на часах
Сомкнулись стрелки нервными губами…
Мы оказались в разных поездах
Со сломанными детскими часами.
Мы заплатили счастьем за билет,
Чай и постель нам выдали бесплатно.
Зачем Вам знать теперь, сколько мне лет? –
Ведь их не хватит на билет обратно…
***
Твоей отчеканенной резкости
Послушна была я едва,
И, битые карточной меткостью,
Со строк покатились слова.
Ступеньки, аккорды и линии,
Как смерч, заплясали вокруг,
И вдруг, словно мячик резиновый
В снег выскользнул резко из рук.
Остались лишь ночь и молчание,
И лампа, и тень на стене…
Когда постучал ко мне в спальню ты,
Уже розовело в окне.
И в первом снегу, словно яблоко,
Мой голос упрямо горел
И слушаться мне только радугу
И звездное небо велел.