И я хотел бы, но не каюсь,
В том, что не значился в героях,
И Авель есть во мне, и Каин,
И страшно их признать обоих.
Расколотым сознаньем всем
Я с разделенным миром связан,
Но в двуединстве том никем
И не прощен, и не наказан.
Ну что еще: сырой воды
Напиться? Комнату проветрить,
Своей не в силах правоты
Ни доказать, ни опровергнуть?
Но так и прибывает век,
Налив бугристый мускул часа,
Малиновою кровью вен,
Пульсирующей часто-часто.
***
Крапающий дождик осторожно
Сыпет на терновый первоцвет,
Тишины почти коснуться можно,
Только б не обидеть словом ложным,
Не спугнуть начавшийся рассвет.
Жизнь хоть в опрометчивой догадке,
Хоть в забвенье сладостном, но кратком,
Хоть в упадке, а возьмет свое.
Что ни капля, то и обещанье,
Но красноречивее молчанья
Купина зеленая ее.
Все здесь: дождик обложной и редкий,
Ниточка слезы по черной ветке,
Дух весенний, белые цветы,
Здесь же ореол венца суровый,
Здесь и тот, кто, создав шип терновый,
Исколол творящие персты.
На кухне
Солонка на столе и лук,
Початая бутылка пива.
Нетороплив ночной досуг,
К словам бумага терпелива,
Скрывает тайну каждый звук:
Урчанье труб, шипенье газа,
Неощутимую для рук,
Неразличимую для глаза.
К чему упорствовать, - пора
Вернуться к точке невозврата:
Домой.
Здесь отчего добра
На грош, да заумей палата.
Но есть в углах и закромах
Порядок свой и беззаконье.
Где грех привадился, там страх,
Где совесть, там корит бессоннье.
Теперь довольно и того,
Что есть, не сделалось бы хуже,
Достойно весен естество,
Чтоб стены выбелить снаружи.
Но прежде, чем воспринял я
Все приходящее как милость,
И соль рассыпалась моя,
И зеркало мое разбилось.