Иду одиноко дорогой своей
по хрупкой зеркальности желтых дождей.
Куда ни взгляну: впереди, позади,
картина одна – дожди.
Размеренно тянутся хмурые дни,
сбиваюсь со счета: один, два и три…
Но нет и следа на полотнах дождей
от солнечных дней.
Безумствует ливень сильней и сильней,
с трудом пробивается свет фонарей.
Пронизаны струями окна и крыши
и листья, как мыши.
Под ветром калитка скулит еле слышно,
Во влажном дурмане фасад никудышный.
Эй, тьма подворотни, приюти и согрей
бродяг голубей.
В ладони течёт водосточный ручей,
прозрачный, холодный и тоже ничей.
Как после бессонницы вялы огни.
Дождь, отдохни.
Промокли ступени вдоль мокрой стены.
Стена предрассветна оттенками хны.
Целы в паутине намокших ветвей
намокшие гнезда грачей.
Из окон мансардных косых флигелей,
где город лежит на ладони моей,
видна с высоты четырех этажей
дорога дождей…
Горькая соль истины
Что ты делаешь здесь? В своем плавном скольженье по стенам
От чего так дрожишь, когда воздух касается свеч?
В эту тихую ночь, когда слышно движенье по венам,
Ты прислушайся, тень, откровеньям моим не перечь.
Я сейчас, как и ты, совершенно бессилен, измучен.
Молчаливая тень, ты боишься моей тишины?
Этот замкнутый мир звездной ночи и мной не изучен,
Я еще не постиг звездно-лунной его глубины.
Где-то там, в заоконье, мир терзаний, страданий, скитаний,
Мы теряем друг друга, облученные солнечным днем.
И встречаемся в ночь, сотрясая пространство признаний,
Не боясь опалить свои души и крылья огнем.
Я пытаюсь излить свои мысли, молясь над строкою,
За столом у окна, где луна серебром на листке.
Я с тобою делюсь на границе меж светом и тьмою,
Чувств рифмуя аккорд, струны стиснув в своем кулаке.
В тишине наших душ, где раскатами вписаны громы,
Где из лавы любви прорастают и счастье, и боль,
Мы с тобой, ты и я, в безвременье. До чувства истомы,
Сеем в звездной ночи с вкусом горечи ИСТИНЫ соль.
Упаду на пружины осенней листвы...
Упаду на пружины осенней листвы,
Окунувшись, приму пряной горечи запах.
Ах, октябрь, не хмурься, что листья черствы,
И что солнце исчезло в заоблачных лапах.
Не страшусь я дождя, и намокнуть готов,
Не боюсь, что испачканы джинсы и куртка,
Улыбнусь всем владельцам разинутых ртов,
Или тем, кто меня посчитает придурком.
И пусть скажут прохожие: «Он просто пьян!»
Пусть смеются мальчишки, считая безумцем,
Пусть свистит постовой: «Вот, чудной хулиган»,
Но, владею то я, лучшей из всех презумпций.
Не виновен я в том, что безумно люблю,
И тебя милый друг, и пору золотую,
Землю эту люблю, по которой хожу,
Ведь без вас я до смерти себя затоскую.