я совесть всех земных бессонниц
и сердце каждой гиблой страсти,
а атлас в сумке – это карта
какой-то новой, пятой масти.
из круглосуточной аптеки
покоя и самовнушенья
я выгреб сонные таблетки
и попросил у всех прощенья.
но буря страстно дом объяла
и ночь скрестила сушу с морем.
полы скрипели, дом качало,
и в окна колотились волны.
пятиэтажка уплывала
на парусах погасших окон.
моей грамматики эскадра
рассыпалась, как легкий локон.
как мог я спутать вдохновенье
с симптомами морской болезни?
в открытый океан видений
уходит мир под звуки песен
А время идёт…
А время идёт.
И денег всё меньше.
Но ты всё надеешься, зверь, на какой-то счастливый исход.
Ты очень устал собирать и выкладывать вещи
В надежде, что завтра тебе наконец повезёт.
Здесь зебру судьбы подменили пищащим штрих-кодом,
И столько ньютонов, что яблоку негде упасть.
А зверю б сибирской, а зверю б приморской природы,
Но сборы не к сроку и карта с маршрутом не в масть.
А время идёт.
Этот город покинуть непросто.
О нём говорят: "Если дал, то потом заберёт".
Но есть же пределы подобному хамскому росту...
Пойми. И проснись там, где море бесплатно поёт.
Пойми: не тебе брать чужую тяжёлую карму.
Так что ж ты надеешься, зверь, на какой-то хипповский "авось"?
Езжай автостопом на юг, где ждут тебя бабушка с мамой.
А после - держи на восток. Там солнце тебя заждалось.
Неужто сам Владивосток…
Неужто сам Владивосток
Зовёт к себе всенощным ветром?
Но вся земля лежит у ног
Насмешливым квадратным метром...
И невозможно дольше спать:
Звенит в ноль-ноль будильник боли.
Все слёзы воротились вспять,
Наполнив внутреннее море.
Русалка в спутанных сетях
Поёт спиралевидным горлом.
Прибилась пена на губах
Восточным ветром к старым молам.
Ещё один тяжёлый вал.
Залит костёр солёной влагой.
И тот, кто мне никем не стал,
Уходит вдаль под новым флагом.