Мой бог не имеет ни имени ни креста.
Имел бы мосты, но - разбили на пьедесталы,
и каждая вновь переплавленная верста
рождала усталость и злость, а его не стало -
он скомкан эпохой, рухнувшей как гранит,
он высечен в прошлой, поскольку не до веселья,
раз нечего и хоронить.
От его брони
куски - растащили на идолов и на зелья,
а флаг на беруши, в надежде не слышать как
кричали от боли, меняясь, его святые -
и в уши, как сердце в породу вросли, шелка.
А я каменею - предвидя его следы,
и
его порожденье -
творенье, в котором суть -
способно по времени вдоль разделить свободу.
Без четверти века - свою я ему несу -
я слышал о том что оно превращает воду
в борщи, или полночь в тепло и уют, и с ним
простое кольцо начинает держать удары
такие, что плюнул бы в зеркало, уяснив,
чего же не стоил поношенный мой подарок.
И, даже имея полсотни причин на щит
от бьющих по сердцу распущенных одиночеств,
надеюсь, что чудо хихикает и пищит,
сквозь смех говоря, что щетина ее щекочет.
Сейчас я хотел бы, как средний в плечах босяк,
нашедший себя большей частью среди подделок,
остаться свободным в религии, вклад внеся
в мурашки порой проносящиеся по телу,
пускай даже тело окажется лишь плодом
мечтаний, рассыпавшись с первым лучом рассвета -
я вряд ли забуду черты его, как и то,
что сам на сомненья себе налагаю вето,
приверженец мысли что жизнь - не такой гример,
кто прячет последние щели в закрытой двери...
Как всякому, бог чей уже изначально мертв -
и мне остается немногое - верить.
Верю.