И сделать бы вид, что когда-то и мне везло, но пальцы - из слов производят одну усталость, а где-то внутри догорает такая злость, что даже не вспомнить, откуда она осталась - последнее чудо - колотится и орет в холодном нутре - мой бессмертный безумный феникс, голодный как вечность. И вечность пугливо жрет меня одного, по катренам, как цепь - по звеньям, со временем туго, неделя под ворот, год опять огласит обвинительный понедельник, где куклы все те же и город, и голод - тот, и я между ними и кем-то еще не делен, поскольку никто и не стал предьявлять права на чудо. Да что там, я сам не рискнул бы снами. И ходят по улицам, в душу глядят, дрова. а феникс ложится в глаза мои - как на знамя, и я ухожу с ним в себя по тропе, винить которую не в чем, как звуки витого рога фальшивые лишь потому, что его горнист намерен вернуться один и другой дорогой.